Валерий Брюсов

Брюсов, Валерий Яковлевич (1873-1924), русский поэт, переводчик, прозаик, один из родоначальников символизма в русской литературе. Образы античной мифологии, литературы и истории занимают огромное место в его творчестве. Автор драмы «Протесилай умерший», исторических романов и новелл о Древнем Риме («У Мецената», «Алтарь Победы», «Юпитер поверженный», «Рея Сильвия»). Перевел поэму Вергилия «Энеида», стихи Сапфо, древнеримских лириков, драму Эмиля Верхарна «Елена Спартанская».

Цирцея

Я — Цирцея, царица! Мне заклятья знакомы —
Я владычица духов, и воды, и огня.
Их восторгом упиться, я могу до истомы,
Я могу приказать им — обессилить меня.
В полусне сладострастья — ослабляю я чары:
Разрастаются дико силы вод и огней.
Словно шум водопадов, словно — встали пожары,
И туманят, и ранят, все больней, всё страшней.
И так сладко — в бессильи неземных содроганий,
Испивая до капли, исступленную страсть,
Сохранять свою волю, на отмеченной грани,
И над дерзостной силой хранить свою власть!

Иван Бунин

Бунин Иван Алексеевич (1870-1953), русский писатель, академик Петербургской АН. В 1920 эмигрировал. В лирике продолжал классические традиции. В рассказах и повестях показал оскудение дворянских усадеб («Антоновские яблоки»), жестокий лик деревни («Деревня», «Суходол»), забвение нравственных основ жизни («Господин из Сан-Франциско»). Резкое неприятие Октябрьской революции в книге «Окаянные дни». Перевел «Песнь о Гайавате» Лонгфелло. Нобелевская премия (1933).

Цирцея

На треножник богиня садится:
Бледно-рыжее золото кос,
Зелень глаз и аттический нос —
В медном зеркале все отразится.

Тонко бархатом риса покрыт
Нежный лик, розовато-телесный,
Каплей нектара, влагой небесной,
Блещут серьги, скользя вдоль ланит.

И Улисс говорит: «О Цирцея!
Все прекрасно в тебе: и рука,
Что прически коснулась слегка,
И сияющий локоть, и шея!»

А богиня с улыбкой: «Улисс!
Я горжусь лишь плечами своими
Да пушком апельсинным меж ними,
По спине убегающим вниз!»

Александр Востоков

Александр Христофорович Востоков (псевдоним; настоящее имя Александр-Вольдемар Остенек) (1781-1864), русский филолог, поэт, член Российской академии, академик Петербургской АН, балто-немецкого происхождения.

Цирцея

На сером камени, пустынном и высоком,
Вершина коего касалася небес,
Цирцея бледная в отчаянье глубоком
            Лила потоки горьких слез.
Оттуда по волнам глаза ее блуждали;
Казалось, что они Улисса там искали.
Еще ей мнится зреть героя своего:
Сия мечта в ней грудь стесненну облегчает,
            Она зовет к себе его,
И глас ее стократ рыданье прерывает:
            «Виновник моего мученья!
            Ах! возвратись в страну сию;
            Не о любви тебя молю,
            Приди, хотя из сожаленья,
            Кончину ускорить мою!
Хоть сердце бедное мое сраженно
Есть жертва пагубной к тебе любви.
Хотя обмануто тобой, презренно,
Но пламень злой еще горит в крови.
И — ах! ужели нежность преступленье,
Чтобы толикое заслуживать презренье?
            Виновник моего мученья!
            Ах, возвратись в страну сию,
            Не о любви тебя молю:
            Приди, хотя из сожаленья,
            Кончину ускорить мою!»

Так в жалобах она скорбь сердца изливает;
Но вскоре к своему искусству прибегает,
Чтоб возвратить назад любви своей предмет;
Все адски божества она к себе зовет:
Коцит и мрачный Стикс, Цербера, Тизифону,
Злых Фурий, грозных Парк, Гекату непреклонну.
Кровавы жертвы уж трепещут на кострах,
И вмиг их молния преобращает в прах!
Тяжелые пары свет солнца затмевают,
Боязненно свой бег планеты прерывают,
Река со ужасом к вершинам вспять бежит,
И сам Плутон в своих убежищах дрожит.

            Глас ее страшный
            Двигнул весь ад;
            Громы ужасны
            Глухо гремят;
            Облаки мрачны
            Ясный день тмят;
            Земля трепещет,
            Страхом полна;
            Яростно плещет
            Бурна волна;
            С ужасом мещет
            Взор свой луна.

И тени адские, вняв яры заклинанья,
Из бездны сумрака, бледнея, поднялись.
Их протяженные, унылы завыванья
Далеко в воздухе со стоном раздались, -
И ветры с наглостью заклепы гор прорвали,
И с плачем трепетным и страшным тем смешали
            Свой шум, и рев, и вой, и свист!
Усилья тщетные!... Любовница несчастна,
Ты над всесильною любовию невластна!
            Хоть землю можешь потрясти
            И ад в смятенье привести,
Того не сделаешь ты яростью ужасной,
            Чего твой взор прекрасной
            Не мог произвести!

Так, независим Купидон.
Свои права он защищает,
Не терпит принужденья он,
По воле смертных наделяет,
Предписывая всем закон,
Законов сам ничьих не знает.
Где трон стоял зимы седой,
Туда Зефиров легкий рой
С прекрасной Флорой возвратится.
Эолу Алкион отдаст
Свою над морем кратку власть,
Но паки ею насладится;
Но никогда, никак, ничем
К себе опять не привлечем
Любовь, которая однажды удалится!