Александр Пушкин

Пушкин Александр Сергеевич (1799-1837), русский поэт, родоначальник новой русской литературы, создатель современного русского литературного языка. В юношеских стихах — поэт лицейского братства, «поклонник дружеской свободы, веселья, граций и ума», в ранних поэмах — певец ярких и вольных страстей. Многообразие разработанных жанров и стилей, легкость, изящество и точность стиха, рельефность и сила характеров, универсальность поэтического мышления и самой личности Пушкина предопределили его первостепенное значение в отечественной словесности.

Лишь розы увядают,
Амврозией дыша,
В Элизий улетает
Их легкая душа.

И там, где волны сонны
Забвение несут,
Их тени благовонны
Над Летою цветут.

Федор Тютчев

Тютчев Федор Иванович (1803-73), русский поэт, член-корреспондент Петербургской АН. Духовно-напряженная философская поэзия Тютчева передает трагическое ощущение космических противоречий бытия. Символический параллелизм в стихах о жизни природы, космические мотивы. Любовная лирика.

Душа моя, Элизиум теней,
Теней безмолвных, светлых и прекрасных,
Ни помыслам годины буйной сей,
Ни радостям, ни горю не причастных, —
Душа моя, Элизиум теней,
Что общего меж жизнью и тобою!
Меж вами, призраки минувших, лучших дней,
И сей бесчувственной толпою?..

Алексей Апухтин

Апухтин Николаевич (1840-93), русский поэт. Основные мотивы лирики — грусть, разочарование, недовольство жизнью. На стихотворения «Ночи безумные», «Забыть так скоро», «День ли царит» и другие Чайковский написал романсы.

Ниобея

Над трупами милых своих сыновей
     Стояла в слезах Ниобея.
Лицо у ней мрамора было белей,
     И губы шептали, бледнея:
«Насыться, Латона, печалью моей,
     Умеешь ты мстить за обиду!
Не ты ли прислал мне гневных детей:
     И Феба, и дочь Артемиду?
Их семеро было вчера у меня,
     Могучих сынов Амфиона,
Сегодня… О, лучше б не видеть мне дня…
     Насыться, насыться, Латона!
Мой первенец милый, Исмен молодой,
     На бурном коне проносился
И вдруг, пораженный незримой стрелой,
     С коня бездыханен свалился.
То видя, исполнился страхом Сипил,
     И в бегстве искал он спасенья,
Но бог беспощадный его поразил,
     Бегущего с поля мученья.
И третий мой сын, незабвенный Тантал,
     Могучему деду подобный
Не именем только, но силой — он пал,
     Стрелою настигнутый злобной.
С ним вместе погиб дорогой мой Файдим,
     Напрасно ища меня взором;
Как дубы высокие, пали за ним
     И Дамасихтон с Алфенором.
Один оставался лишь Илионей,
     Прекрасный, любимый, счастливый,
Как бог, красотою волшебной своей
     Пленявший родимые Фивы.
Как сильно хотелося отроку жить,
     Как, полон неведомой муки,
Он начал богов о пощаде молить,
     Он поднял бессильные руки…
Мольба его так непритворна была,
     Что сжалился бог лучезарный…
Но поздно! Летит роковая стрела,
     Стрелы не воротишь коварной,
И тихая смерть, словно сон среди дня,
     Закрыла прелестные очи…
Их семеро было вчера у меня…
     О, длиться б всегда этой ночи!
Как жадно, Латона, ждала ты зари,
     Чтоб тяжкие видеть утраты…
А все же и ныне, богиня, смотри:
     Меня победить не могла ты!
А все же к презренным твоим алтарям
     Не придут венчанные жены,
Не будет куриться на них фимиам
     Во славу богини Латоны!
Вы, боги, всесильны над нашей судьбой,
     Бороться не можем мы с вами:
Вы нас побиваете камнем, стрелой,
     Болезнями или громами…
Но если в беде, в униженьи тупом
     Мы силу души сохранили,
Но если мы, павши, проклятья вам шлем, —
     Ужель вы тогда победили?
Гордись же, Латона, победою дня,
     Пируй в ликованьях напрасных!
Но семь дочерей еще есть у меня,
     Семь дев молодых и прекрасных…
Для них буду жить я! Их нежно любя,
     Любуясь их лаской приветной,
Я, смертная, все же счастливей тебя,
     Богини едва не бездетной!»
Едва отзвучать не успели слова,
     Как слышит, дрожа, Ниобея,
Что в воздухе знойном звенит тетива,
     Все ближе звенит и сильнее…
И падают вдруг ее шесть дочерей
     Без жизни одна за другою…
Так падают летом колосья полей,
     Сраженные жадной косою.
Седьмая еще оставалсь одна,
     И с криком: «О боги, спасите!» —
На грудь Ниобеи припала она,
     Моля свою мать о защите.
Смутилась царица. Страданье, испуг
     Душой овладели сильнее,
И гордое сердце растаяло вдруг
     В стесненной груди Ниобеи.
«Латона, богиня, прости мне вину
     (Лепечет жена Амфиона),
Одну хоть оставь мне, одну лишь, одну…
     О, сжалься, о, сжалься, Латона!»
И крепко прижала к груди она дочь,
     Полна безотчетной надежды,
Но нет ей пощады, — и вечная ночь
     Сомкнула уж юные вежды.
Стоит Ниобея безмолвна, бледна,
     Текут ее слезы ручьями…
И чудо! Глядят: каменеет она
     С поднятыми к небу руками.
Тяжелая глыба влилась в ее грудь,
     Не видит она и не слышит,
И воздух не смеет в лицо ей дохнуть,
     И ветер волос не колышет.
Затихли отчаянье, гордость и стыд,
     Бессильно замолкли угрозы…
В красе упоительной мрамор стоит
     И точит обильные слезы.

Константы Галчинский

Константы Ильдефонс Галчинский (1905-53), польский поэт. В стихах сочетаются элементы лирики, юмора, иронии и гротеска; поэмы «Конец света», «Ниобея», «Вит Ствош».

Ниобея

Несуразна, непригожа,
день и ночь стоит у моря
обратившаяся в камень
дочь несчастная Тантала,
Амфионова супруга
горемыка Ниобея;
семь сынов ее, семь дочек
Артемида с Аполлоном
расстреляли на рассвете.
А вокруг земля пустая,
ни огня на побережье,
только камень жмется к камню.
Небо стынет над Ниобой,
днище тучи тускло блещет,
хлюпает вода о камень.
Не приходит парус дальний,
он сторонкою проходит,
а глухая ночь приходит,
непригожа, несуразна.
Вдалеке гуляет буря,
а в лицо наотмашь ветер.
Над Ниобой вьюга воет,
вьюга снег по кругу водит
над подругой музыканта,
над супругой Амфиона,
бедной дочерью Тантала,
и полны глазницы снегом.
Стынут каменные слезы,
развиднеется не скоро,
только чайки стонут.

(Перевод с польского А. Эппеля)

Владислав Ходасевич

Ходасевич Владислав Фелицианович (1886-1939), русский поэт. С 1922 в эмиграции. В стихах (сборники «Путем зерна», «Тяжелая лира, цикл «Европейская ночь»), сочетающих традицию русской классической поэзии с мироощущением человека 20 века, — конфликт свободной человеческой души и враждебного ей мира. Биография Державина, сборник статей «О Пушкине», книга воспоминаний «Некрополь».

Сойдя в Харонову ладью,
Ты улыбнулась — и забыла,
Все, что живому сердцу льстило,
Что волновало жизнь твою.

Ты, темный переплыв поток,
Ступила на берег бессонный
А я, земной, отягощенный,
Твоих путей не превозмог.

Пребудем так, еще храня
Слова истлевшего обета.
Я для тебя — отставший где-то,
Ты — горький призрак для меня.

Вячеслав Иванов

Иванов Вячеслав Иванович (1866-1949), русский поэт-символист, философ, переводчик, драматург, литературный критик, доктор филологических наук, один из идейных вдохновителей «Серебряного века».

Зеркало Гекаты

Вергилий

Публий Вергилий Марон (70-19 до н. э.), римский поэт. Героический эпос «Энеида» о странствиях троянца Энея (римская параллель античному эпосу) — вершина римской классической поэзии. Эпикурейские и идиллические мотивы сочетаются с интересом к политическим проблемам, идеализируется Римская империя.

Харон
(отрывок из поэмы «Энеида»)

Воды подземных рек стережет перевозчик ужасный —
Мрачный и грязный Харон. Клочковатой седой бородою
Все лицо обросло — лишь глаза горят неподвижно,
Плащ на плечах завязан узлом и висит безобразно.
Гонит он лодку шестом и правит сам парусами,
Мертвых на утлом челне через темный поток перевозит.
Бог уже стар, но хранит он и в старости бодрую силу.

(Перевод с латинского С. Ошерова)

Цербер
(отрывок из поэмы «Энеида»)

Лежа в пещере своей, в три глотки лаял огромный
Цербер, и лай громовой оглашал молчаливое царство.
Видя, как шеи у пса ощетинились змеями грозно,
Сладкую тотчас ему лепешку с травою снотворной
Бросила жрица, и он, разинув голодные пасти,
Дар поймал на лету. На загривках змеи поникли,
Всю пещеру заняв, разлегся Цербер огромный.
Сторож уснул, и Эней поспешил по дороге свободной
Прочь от реки, по которой никто назад не вернулся.

(Перевод с латинского С. Ошерова)

Сюлли-Прюдом

Сюлли-Прюдом (1839-1907), французский поэт. Член группы «Парнас». Сборник стихов «Тщетная нежность», философские поэмы «Судьбы», «Справедливость», «Счастье». Социологические и искусствоведческие работы. Нобелевская премия (1901).

Данаиды

Не ведая покоя, ежечасно
Они бегут с кувшинами толпой
То к бочке, то к колодцу, но — напрасно!
Им не наполнить бочки роковой.

Увы! дрожат слабеющие руки,
И, онемев, не движется плечо...
— Пучина страшная! Конец ли нашей муке?
Неумолимая, чего тебе еще?

И падают они, идти уже не в силах...
Но младшая из всех сестер своих унылых
Умеет прежнюю уверенность вдохнуть.

Так грезы и мечты бледнеют, разлетаясь,
А юная Надежда, улыбаясь,
— О сестры, говорит, пойдемте снова в путь!

(Перевод с французского Петра Якубовича)

Иоганн Фридрих Шиллер

Шиллер Иоганн Фридрих (1759-1805), немецкий поэт, драматург и теоретик искусства Просвещения. Мятежное стремление к свободе, утверждение человеческого достоинства выражены уже в юношеских драмах: «Разбойники», «Заговор Фиеско», «Коварство и любовь». Интерес к сильным характерам и социальным потрясениям прошлого определили драматизм трагедий Шиллера («Дон Карлос», «Мария Стюарт», «Орлеанская дева», «Вильгельм Телль»).

Группа из Тартара

Словно ропот моря в час тревожный,
Словно плач потока, что скалой стеснен,
Там звучит протяжный, безнадежный,
Болью вымученный стон.

Мукой лица
Исказились, в их глазницах
Нет очей, разверстый рот
Изрыгает брань, мольбы, угрозы,
С ужасом глядят они сквозь слезы
В черный Стикс, в пучину страшных вод.

И смятенный взор ответа ищет:
Долго ли нам пить из чаши мук?
Но коса Сатурна там не свищет,
И над ними чертит Вечность круг.

(Перевод с немецкого Вильгельма Левика)

Описание эриний
(отрывок из баллады «Ивиковы журавли»)

...И тихо выступает хор.

По древнему обряду, важно,
Походкой мерной и протяжной,
Священным страхом окружен,
Обходит вкруг театра он.
Не шествуют так персти чада;
Не здесь их колыбель была.
Их стана дивная громада
Предел земного перешла.

Идут с поникшими главами,
И движут тощими руками
Свечи, от коих темный свет;
И в их ланитах крови нет,
Их мертвы лица, очи впалы,
И свитые меж их власов
Эхидны движут с свистом жалы,
Являя страшный ряд зубов.

И стали вкруг, сверкая взором;
И гимн запели диким хором,
В сердца вонзающий боязнь;
И в нем преступник слышит:   к а з н ь !
Гроза души, ума смутитель,
Эриний страшный хор гремит;
И, цепенея, внемлет зритель;
И лира, онемев, молчит:

«Блажен, кто незнаком с виною,
Кто чист младенчески душою!
Мы не дерзнем ему вослед;
Ему чужда дорога бед...
Но вам, убийцы, горе, горе!
Как тень, за вами всюду мы,
С грозою мщения во взоре,
Ужасные созданья тьмы.

Не мните скрыться — мы с крылами;
Вы в лес, вы в бездну — мы за вами;
И, спутав вас в своих сетях,
Растерзанных бросаем в прах.
Вам покаянье не защита;
Ваш стон, ваш плач — веселье нам;
Терзать вас будем до Коцита,
Но не покинем вас и там».

И песнь ужасных замолчала,
И над внимавшими лежала,
Богинь присутствием полна,
Как над могилой, тишина.
И тихой, мерною стопою
Они обратно потекли,
Склонив главы, рука с рукою,
И скрылись медленно вдали.

И зритель, зыблемый сомненьем
Меж истиной и заблужденьем,
Со страхом мнит о   С и л е   той,
Которая, во мгле густой
Скрывался, неизбежима,
Вьет нити роковых сетей,
Во глубине лишь сердца зрима,
Но скрыта от дневных лучей.

(Перевод с немецкого Василия Жуковского)