Стихи об Адонисе
Жозе Мариа де Эредиа
Эредиа Жозе Мария де (1842-1905), французский поэт. Участник группы «Парнас». Книга
сонетов «Трофеи» отмечена живописностью и пластичностью образов.
Пробуждение бога
Жестокой горестью и плачем исступлен,
Терзая с воплем грудь и повторяя пени,
Хор финикиянок, в унынье песнопений,
Свершает шествие неспешных похорон.
На ложе, посреди цветущих анемон,
Ресницы длинных глаз смежив для смертной тени,
Покоится в волне бальзамов и курений
Прекрасный юноша, любовь сирийских жен.
Так до утра их сонм толпился долгим стоном.
Но пробуждается, кропимый киннамоном,
Астартой призванный таинственный супруг.
Бессмертно молодой, он воскрешен любовью!
И небо, розою расцветшее вокруг,
Горит Адониса заоблачною кровью.
(Перевод с французского Студии Лозинского)
Уильям Шекспир
Уильям Шекспир (1564-1616), английский драматург и поэт. Родился в семье торговца Джона Шекспира. Учился в грамматической школе, где усвоил латынь и основы древнегреческого языка. С конца 1580-х годов — актёр и драматург в Лондоне. Поэтическую известность Шекспиру принесли поэмы «Венера и Адонис» и «Лукреция».
Шекспировский канон включает 37 пьес.
Венера и Адонис
Едва лишь солнце, лик явив багряный,
С зарею плачущей простилось вновь,
Охотиться Адонис стал румяный:
Любил он травлю, презирал любовь.
Его, спеша, Венера настигает,
Как волокита дерзкий, обольщает
И говорит: «О, лучший цвет полей,
Меня прекрасней втрое, несравненный,
Румяней роз, белее голубей,
Укор для нимф, прелестней плоти тленной;
Природа предрекла, создав тебя:
Лишь ты умрешь, погибнет мир, любя.
«Не откажи мне спешиться, о диво,
И привяжи к луке узду коня;
За то в награду ты узнаешь живо
Сладчайшие все тайны от меня.
Здесь сядь, где змей шипенье незнакомо:
Тебя, целуя, задушу истомой.
Но не пресыщу губ твоих, — верней
Средь изобилья сытость позабудут;
Ста поцелуев будет мой длинней,
А сто их одного короче будут;
Нам летний день покажется за час,
В такой утехе пролетев для нас».
Тут, влажной завладев его рукою,
Сил воплощеньем жизненных, она
Целебной для богинь росой земною
Ее зовет, дрожа, возбуждена.
Желанье множит силы опьянелой:
Его с коня она срывает смело.
В одной руке ее была узда,
И привлекала юношу другая;
Краснеет он с досады и стыда,
К такой игре охоты не питая.
Она, как уголь пламенный, красна,
Он красен от стыда, но кровь хладна.
На сук обломанный вмиг намотала
Венера повод (как любовь спешит!);
Привязан конь; она стараться стала
Связать и всадника, что с ног уж сбит,
Как бы сама хотела быть им сбитой;
Он - силы раб, не страсти, век несытой.
Лишь он упал, простерлась и она;
Им были локти, бедра их опорой;
Вот треплет по щеке его, нежна;
Он хмурится, браниться стал, но скоро
Ему смыкает поцелуй уста:
«Браниться будешь, не откроешь рта».
Он от стыда горит; она слезами
Жар гасит девственный его ланит;
И после золотыми волосами
И ветром вздохов осушить спешит.
Бесстыдницы дает он ей названье;
Дальнейшему кладет предел лобзанье.
Как перья птицы, мясо клювом рвет
Терзаемая голодом орлица
И, поглощая все, крылами бьет,
Пока не стихнет голод или птица, —
Так лоб она целует, щеки, бровь,
И, только кончит, начинает вновь.
Он, не сдаваясь, силе уступая,
Лежит, дыша в лицо ей, недвижим;
Она же пар зовет, его впивая,
Небесной влагой, веяньем благим;
Ей жаль, что не цветник ее ланиты,
Столь освежающим дождем омытый.
Как птица в сеть попав и присмирев,
Адонис стих в объятиях Венеры;
Сопротивленье, стыд, в нем вызвав гнев,
Глазам придали красоты без меры;
Так полная река, когда ей вод
Прибавит ливень, берега зальет.
Она все молит, молит, напевая
В прелестное ушко прелестный вздор;
А он все сердится, стыдом пылая,
Иль, побледнев от гнева, хмурит взор.
Еще милей он кажется, краснея,
Ее в восторг приводит он, бледнея.
Ей люб Адонис, как он ни гляди;
Своей рукой она клянется дивной
Не оторваться от его груди,
Пока он слез, что льются непрерывно
Из глаз ее, не примирит с собой,
Долг уплатив тем поцелуем свой.
Тут он лицо свое приподнимает;
Так выглянет подчас нырок из струй
И, встретив взгляд чужой, опять ныряет;
Готов Адонис дать ей поцелуй;
Но, лишь к устам ее близка пожива,
Свои, зажмурясь, он отводит живо.
Так в зной не жаждал путник свежих вод,
Как жаждала она своей услады:
Спасенье видит, но его неймет;
Пылает вся среди речной прохлады.
«О, сжалься, — восклицает, — мальчик злой!
Прошу лишь ласки: страх откуда твой?
«Как я тебя, так и меня молили,
И сам суровый, грозный бог войны,
Чьей мощной выи битвы не склонили,
Которым все враги побеждены,
И он, мой пленник, раб мой, домогался
Того, что взять ты ныне отказался.
«У алтарей моих свой крепкий шлем
Повесил он, копье и щит чеканный;
Он научился танцам, играм всем,
Забавам, шуткам, — стяг презрев свой бранный,
Мои объятья полем битв избрав,
Из ложа моего шатер создав.
«Так властелина я поработила
И на цепи из алых роз вела;
Булат слугою сделавшая сила
Рабой презренья моего была.
О, не гордись, не похваляйся властью
Над той, что бога битв смирила страстью.
«Губами прикоснись к губам моим
(Мои красны, хотя не так прекрасны),
Тот поцелуй ведь будет и твоим.
Что смотришь в землю? Взор впери свой ясный
В мои зрачки: твоя в них красота.
Слились два взора, что же не уста?
«Иль стыдно целовать? Зажмурься снова,
И я зажмурюсь, — станет ночь тотчас:
Двоих лишь услаждать любовь готова;
Играй же смело, — не увидят нас;
Фиалки, заменившие нам ложе,
Болтать не могут и понять нас — тоже.
«Пушок, покрывший нежные уста,
Незрелость выдает, но все ж ты — милый.
Не упускай же время: красота
Быть не должна сама себе могилой.
Так во-время не сорванный цветок,
Себя снедая, вянет в краткий срок.
«Будь я дурна, морщинами изрыта,
Подслеповата, сгорблена, худа,
Истощена, недугами разбита,
Суха, груба и холоднее льда, —
Ты мог бы отстраниться от презренной;
Но как гнушаться мной, столь совершенной?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
(Перевод А.И.Курошевой)
|