Александр Пушкин

Пушкин Александр Сергеевич (1799-1837), русский поэт, родоначальник новой русской литературы, создатель современного русского литературного языка. В юношеских стихах — поэт лицейского братства, «поклонник дружеской свободы, веселья, граций и ума», в ранних поэмах — певец ярких и вольных страстей. Многообразие разработанных жанров и стилей, легкость, изящество и точность стиха, рельефность и сила характеров, универсальность поэтического мышления и самой личности Пушкина предопределили его первостепенное значение в отечественной словесности:

Из А. Шенье

Покров, упитанный язвительною кровью,
Кентавра мстящий дар, ревнивою любовью
Алкиду передан. Алкид его приял,
В божественной крови яд быстрый побежал.
Се — ярый мученик, в ночи скитаясь, воет;
Стопами тяжкими вершину Эты роет;
Гнет, ломит древеса; исторженные пни
Высоко громоздит; его рукой они
В костер навалены; он их зажег; он всходит;
Недвижим на костре он в небо взор возводит;
Под мышцей палица; в ногах немейский лев
Разостлан. Дунул ветр; поднялся свист и рев;
Треща горит костер; и вскоре пламя, воя,
Уносит к небесам бессмертный дух героя.

Дмитрий Олерон

Дмитрий Иванович Олерон (Глушков) (1884-1918), русский поэт. Автор перевода значительной части сборника сонетов Эредиа «Трофеи».

Храм Зевса. Метопы. Подвиги Геракла

Цветы в венке дорических колонн,
Обходят храм несчетные метопы
Под скатом плат из мраморов Родопы,
Где тяжкий фриз на звенья разделен.

Текучих строф размеренные стопы,
Немая песнь эпических времен,
Их строй звучит, как будто мирны звон
Окаменел на струнах Каллиопы.

Меж тем как Феб свершает свой полет
И факел дня по статуям плывет,
Полна борьбы их рдеющая лента.

И каждый день без отдыха по ней
Стезей побед, бессмертья и огней
Идет Геракл в кольце антаблемента.

Храм Зевса. Метопы. Подвиги Геракла. Керинейская лань

Катился путь, мелькали дни и страны,
Кончался год в смыкавшемся кругу,
Средь Истрских чащ, на льдистом берегу
Терялся путь любимицы Дианы,

Он так устал один блуждать в снегу
Под хладом солнц, закованных в туманы,
Внимать в тиши, как плачут ураганы,
И бить куниц и рысей на бегу.

Но в тихий час, сменяющий закаты,
Невольник тайн магической Гекаты,
Невольно в тьму склонял он робкий слух.

В мерцаньи искр тонула дебрь глухая
И ткала сны, прозрачно-лунный пух
С немых ветвей бесшумно окликая.

Андре Мари Шенье

Шенье Андре Мари (1762-1794), французский поэт и публицист. В элегиях воссоздал светлый мир Эллады, предвосхитив романтическую поэзию. Казнен якобинцами.

Покров, упитанный язвительною кровью,
Кентавра мстящий дар, ревнивою любовью
Алкиду передан. Алкид его приял,
В божественной крови яд быстрый побежал.
Се — ярый мученик, в ночи скитаясь, воет;
Стопами тяжкими вершину Эты роет;
Гнет, ломит древеса; исторженные пни
Высоко громоздит; его рукой они
В костер навалены; он их зажег; он всходит;
Недвижим на костре он в небо взор возводит;
Под мышцей палица; в ногах немейский лев
Разостлан. Дунул ветр; поднялся свист и рев;
Треща горит костер; и вскоре пламя, воя,
Уносит к небесам бессмертный дух героя.

(Перевод Александра Пушкина)

Жозе Мариа де Эредиа

Эредиа Жозе Мария де (1842-1905), французский поэт. Участник группы «Парнас». Книга сонетов «Трофеи» отмечена живописностью и пластичностью образов.

Немея

С того мгновения, как ловчий скрылся в лес,
Склоняя голову к раскатистому следу,
Одно рыкание означило победу,
Все смолкло. Солнца шар склонился и исчез.

Из-за кустарника, сквозь буковый навес
Пастух испуганный, бегущий к Итомеду,
Глядит, оборотясь, готов поверить бреду,
На зверя, вставшего с угрозой до небес.

Он вскрикнул. Видел он губителя Немеи.
На окровавленном закате взор страшнее
Клыков оскаленных и гривы золотой.

Ведь там, где вечера уже ползла завеса,
Сливая шкуру льва с плечами Геркулеса,
Шел человекозверь, чудовищный Герой.

(Перевод Николая Гумилева)

Стимфал

И стая тысяч птиц над озером немым
С внезапным ропотом промчавшегося шквала
Из тонких зарослей испуганно взмывала
И сетью черных крыл кружилась перед ним.

Напрягши гибкий лук, победно недвижим,
Стоял он в камышах, и стая задевала
Могучий лик стрельца, к которому Омфала
Любила приникать с лобзаньем огневым.

Затем взвилась стрела, и вот из шумной тучи
Средь воплей ужаса пролился дождь летучий
И гроздья мертвых тел навесил на кустах.

И солнце видело в блестящие прорывы,
Как кровью залитый, спустив стрелу, счастливый
Геракл глядел в лазурь, с улыбкой на устах.

(Перевод с французского Дмитрия Олерона )

Несс

Меж братьев я не знал в родимом табуне
Ни страсти, ни любви. Дитя свободы чистой,
Среди эпирских гор, где шепчет лес ручьистый,
Я гриву полоскал в студеной быстрине.

Я был красив и горд, и, радуясь весне,
Буграми сильных мышц играл мой торс плечистый,
Лишь запах кобылиц, душистый и лучистый,
Пронизывал порой огнем меня во сне.

Так будь же проклят день, когда Стимфальский лучник,
Герой безжалостный, в тот полдень злополучный
Доверил мне Жену — и страсть меня прожгла!

Ибо проклятый Зевс связал единой кровью
С жестокостью творца — и нету горше зла! —
Хотенье жеребца с людской святой любовью.

(Перевод с французского Вадима Алексеева)

Кентавры и лапифы

Кентавры и бойцы, пьяны, красивы, смелы,
Толпой ликующей нахлынули к столу,
И в свете факелов мешаются сквозь мглу
И тело воинов, и шерсть сынов Нефелы.

Смех, шум... Внезапный крик!.. Невесту чернотелый
Теснит скакун и рвет в неистовом пылу
На ней багрец, и медь бряцает на полу,
И скамьи рушатся под вой остервенелый.

Тогда тот, перед кем и великан — дитя,
Встает. На голове щетинится, блестя,
Пасть льва. То Геркулес, презревший сумрак Ада.

И через весь чертог до дальнего конца,
Смирясь пред яростью ужасного лица,
Отходит, фыркая, чудовищное стадо.

(Перевод с французского Студии Лозинского)

Бегство кентавров

Сорвавшись с дальних гор гудящею лавиной,
Бегут в бреду борьбы, в безумье мятежа.
Над ними ужасы проносятся, кружа,
Бичами хлещет смерть, им слышен запах львиный...

Чрез рощи, через рвы, минуя горный склон,
Пугая гидр и змей... И вот вдали миражем
Встают уж в темноте гигантским горным кряжем
И Осса, и Олимп, и черный Пелион...

Порой один из них задержит бег свой звонкий,
Вдруг остановится, и ловит запах тонкий,
И снова мчится вслед родного табуна.

Вдали, по руслам рек, где влага вся иссякла,
Где тени бросила блестящая луна —
Гигантским ужасом несется тень Геракла.

(Перевод с французского Максимилиана Волошина)

Эмиль Верхарн

Верхарн, Эмиль (1855-1916), бельгийский (франкоязычный) поэт и драматург, один из крупнейших представителей европейского символизма, «Данте современности», по словам Брюсова. Экспериментатор и новатор в области стиха, практик верлибра. Автор более двадцати сборников стихотворений. На сюжет мифологии написал драму «Елена Спартанская» (переведена Брюсовым).

Геракл

Что совершить еще для умноженья славы?

Увы! Уж сколько лет
Он утомлял закат и утомлял рассвет.
Увы! Уж сколько лет
Он утомлял моря, болота и дубравы
И хмурые хребты в морщинах лавы!
Как долго он терзал и ужасал весь свет
Громами подвигов, грозою величавой
Своих побед!

Хотя былой огонь пылал в груди Геракла,
Порою думал он, что мощь его иссякла;
Герои юные, покамест он старел,
Успели совершить так много славных дел.

И пусть он по земле еще шагал широко, —
Шаги его уже звучали одиноко.

Шар солнца поднялся к зениту над горой
И опустился вновь, и дали потускнели, —
И Эта целый день смотрела, как герой
Блуждал без цели.

Средь множества дорог свой путь определив,
Он колебался;
Он шел вперед и снова возвращался,
Настороженностью сменяя свой порыв;
В смятенье
Он видел пред собой путей переплетенье.
Вдруг охватил его слепой и ярый гнев,
И в пальцы рук его вселилось нетерпенье.
Того, что делает, осмыслить не успев,
Он к лесу бросился, расталкивая скалы;
Рыча, как дикий зверь, в неистовстве борьбы,
Он начал вырывать с корнями, как бывало,
Дубы.

Когда же гнев остыл и прояснился разум,
Как в блеске молнии ему предстали разом
Вся жизнь прошедшая, весь путь его судьбы,
И детства грозного могучие забавы,
Когда в пылу игры он истреблял дубравы.
И мышцы мощные отяжелели вдруг,
Меж тем как все вокруг,
Казалось, с явною насмешкою кричало,
Что возвратился он, замкнув огромный круг,
В свое начало.

Горячий пот стыда покрыл его чело;
Но все же дикое и глупое упорство
Превозмогло:
Он тяжело
Себе назло,
С природой продолжать решил единоборство.
И в сумерках, когда последний солнца луч,
Прощаясь, покидал последнюю вершину,
Геракл безумствовал, неистов и могуч,
И грузные стволы, покорны исполину,
Катились, грохоча, подпрыгивая, с круч,
В долину.

Громадой страшною кровоточащих тел
Деревья мертвые заполнили равнину.
Геракл растерянно и сумрачно смотрел
На мечущихся птиц, что оглашали воздух
Стенаньями о разоренных гнездах.

И наступил тот час, когда ночная мгла
Величие своих глубин в луне и звездах
Зажгла.
Увы, Гераклу ночь с собой не принесла
Успокоенья;
Был смутным взор его, бесцельными — движенья.

Вдруг зависть к небесам в безумный мозг вошла
И породила в нем безумную причуду:
Поджечь всю эту груду
Стволов, ветвей, листвы, коры,
Чтоб зарево костра оповестило
Далекие миры,
Что сотворил Геракл здесь, на земле, светило.

И вот, стремительно взмывая в небосвод,
Как стая птиц морских над пенными валами,
Затрепетало пламя.
Густеет, ширится тяжелый черный дым,
Стволов окутывая груду;
И ветки тонкие, кора со мхом сухим
Трещат и здесь, и там, и дальше, и повсюду.
Огонь ползет в обход и рвется напрямик,
Он пряди рыжие вздымает, грозно воя;
Внезапно, словно бы шутя, лизнул героя
Огня язык.

Геракл почувствовал ожоги,
Но, побеждая боль, не хочет отступать;
Как в юности, когда он призван был карать,
Он должен задушить врага в его берлоге.
И вот, одним прыжком, сомнения гоня,
Он — в логове огня.
Шаги его легки, во взгляде снова ясность,
Вновь крепок дух его, вновь мысль его остра;
Уже на гребне он гигантского костра,
И не страшит его смертельная опасность.
Когда огонь простер вокруг него крыла,
Он понял, наконец, к чему судьба звала:
Он понял, что в дыму багровом
Еще раз удивит он всю земную твердь
Последним подвигом, завоеваньем новым, —
Осилив смерть.

И пел он с вдохновенной силой:
«О ты, ночь звездная, ты, ветер быстрокрылый,
Мгновенье прошлого и будущего час,
Прислушайтесь, остановитесь!
Геракл встречает смерть и воспевает вас.
Всю жизнь я окружен был пламенною славой:
Я гибкость получил от Гидры многоглавой;
В моей груди живет неукротимый гнев,
Которым одарил меня Немейский лев;
Шаги мои звучат в лесах олив и лавров,
Как звонкие прыжки стремительных кентавров;
Пред силою моей, оторопев, поник
Тяжелой головой свирепый Критский бык;
Из глубины лесов привел я за собою
Лань златорогую, настигнутую мною;
Я, сдвинув горы с мест и повернув поток,
Конюшни Авгия один очистить смог;
Подобно молнии, стрела моя блистала,
Разя ужасных птиц на берегах Стимфала;
Я долго странствовал, чтобы прийти туда,
Где страшный Герион растил свои стада;
Была моей рукой одержана победа
Над кровожадными конями Диомеда;
Пока Атлант в саду срывал чудесный плод,
На собственных плечах держал я небосвод;
Мечи воительниц стучали в щит мой звонкий,
Но захватил в бою я пояс Амазонки;
Смирил я Цербера, чудовищного пса,
Заставив стража тьмы взглянуть на небеса».

Внезапно из-под ног Геракла клубы дыма
Взметнулись, и огонь вокруг него взревел,
Но непоколебимо
Стоял герой и пел:
«Прекрасно то, чем я владею:
Сплетенье мускулов моих —
Мышц рук и ног, спины и шеи;
Ритм подвигов бушует в них.
Так много долгих лет с неутолимой жаждой
Трепещущую жизнь впивал я порой каждой,
Что в этот час, когда сгораю я в огне,
Я чувствую, что вся вселенная — во мне:
Я - ураган, и тишь, и ясность, и ненастье;
Я знал добро и зло, изведал скорбь и счастье;
Я все впитал в себя, я, как водоворот,
Упорно всасывал поток текущих вод.
Иола кроткая, Мегара, Деянира,
Для вас трудясь, борясь, я обошел полмира.
И пусть безрадостен и долог был мой путь —
Я все же не давал судьбе меня согнуть.
И вот теперь, в огне, в час муки и страданья,
Встречаю смерть свою я песнью ликованья.
Я светел, радостен, свободен и велик,
И в этот миг,
Когда на золотом костре я умираю,
Я благодарно возвращаю
Вам, горы и леса, вам, реки и поля,
Крупицу вечности, что мне дала земля».

И вот уже заря над Этой заалела,
Рождался новый день, ночную тьму гоня,
Но гордо реяли полотнища огня,
И песнь торжественно, как гимн сиянью дня,
Гремела.

(Перевод с французского Михаила Донского)

Джеймс Крюс

Джеймс Крюс (родился в 1936), немецкий писатель-сказочник, автор книг «Мой прадедушка и я», «Мой прадедушка, герои и я», «Счастливые острова по ту сторону ветра», «Тим Талер, или Проданный смех», «Когда бы я стал королем», «Говорящая машина».

Баллада про Геракла в подземном царстве

Геракл был смел и полон сил
И, как гласит преданье,
Геройский подвиг совершил,
Великое деянье.

Царь Еврисфей сказал: «Добудь
Мне Цербера из ада!»
И вот Геракл пустился в путь —
«Раз надо, значит, надо»,

А жил пес Цербер под землей,
На том ужасном свете,
Где все покрыто черной мглой
И фонари не светят.

И здесь услышал страшный рев
Герой наш в львиной шкуре —
Как будто били в сто тазов! —
И пес предстал в натуре:

Взвился его змеиный хвост,
На нем мелькнуло жало
И, словно десять тысяч ос,
Героя искусало.

Но тот, превозмогая боль,
За хвост схватил зверюгу —
Перевязал, как бандероль,
Он пса крест-накрест туго.

Аид, с тоской взглянув на пса,
Сказал, вздохнув: «Ну что же!
Корми собаку по часам,
Не раньше и не позже!»

«А как же!» — отвечал герой
С почтительным поклоном
И, пса схватив, как куль с мукой,
Пошел с ним за Хароном.

Минуя села, города,
Он пса волок к столице,
Людей встречал он иногда,
Но все спешили скрыться.

Царь Еврисфей, взглянув в окно,
Пробормотал невнятно:
«Какой прелестный песик… Но
Тащи его обратно!

Пора ему вернуться в ад,
А то еще укусит!»
И пса Геракл повел назад,
Смеясь: «А царь-то трусит!»

Так завершил он подвиг свой,
И вот любой сказитель
О нем поет, что он герой —
Собачий укротитель.

(Перевод с немецкого Е. Гулыги)

Баллада о Геракле и огнедышащих конях

Геракл был смел и полон сил
И, как гласит преданье,
Геройский подвиг совершил,
Великое деянье.

Когда-то Фракия была
Под властью Диомеда,
Терпел народ немало зла,
И нищету, и беды.

В конюшне царской всем на страх
Там ржали кони грубо:
Не пена, пламя на губах,
Острей кинжалов зубы.

Царь Диомед бросал им в пасть
Прохожих и проезжих,
И мог во Фракии пропасть
Любой герой заезжий.

Геракл, узнав про тот закон,
Ужасно разозлился,
Схватил свою дубинку он
И во дворец явился.

Герой с царя корону сшиб,
А свита разбежалась —
В минуту ни одной души
В покоях не осталось.

И тут Геракл схватил царя,
Как детскую игрушку,
И, возмущением горя,
Швырнул его в кормушку.

А через несколько часов,
Придя коней проведать,
Он не увидел ни усов,
Ни палки Диомеда.

И огнедышащих коней
Как-будто подменили:
Овечек сделались смирней
И головы склонили.

Когда их в сбрую запрягли
И дали им напиться,
Они охотно повезли
Геракла в колеснице.

Так доказал Геракл, храбрец,
Что поздно или рано
Тиранству настает конец —
Он ниспроверг тирана.

(Перевод с немецкого Е. Гулыги)

Баллада про Геракла и лань

Геракл был смел и полон сил
И, как гласит преданье,
Геройский подвиг совершил,
Великое деянье.

Пришлось Гераклу как-то раз
По царскому желанью
Гоняться за… (таков приказ!)
Дианиною ланью.

Герой вначале не учел
Всей трудности задачи:
Ведь ланям горы нипочем,
Ведь лани быстро скачут.

Он просто взял да поднажал,
Не испросив совета,
Бежал, бежал, бежал, бежал —
И обежал полсвета.

Не давши отдыха ногам,
Он с гор спустился в долы,
Бежал по лесу, по лугам
Зеленым и веселым.

«Эй, лань!» — кричал он на бегу,
А лань все уходила.
Но ночью раз на берегу
Вдруг сном ее сморило.

И тут Геракл ее словил,
Без выстрела, без боя,
И в край, где Еврисфей царил,
Повел ее с собою.

Он был настойчив, терпелив
И дал пример бесспорный,
Что побеждают, проявив
Характер сверхупорный.

(Перевод с немецкого А. Исаевой)

Баллада про Геракла и три райских яблока

Геракл был смел и полон сил
И, как гласит преданье,
Геройский подвиг совершил,
Великое деянье.

Царь Еврисфей приказ отдал,
Чтоб дар принес он редкий:
Три райских яблока сорвал
В раю с высокой ветки.

Но только смертным — вот беда —
Путь в райский сад неведом.
Поговорить решил тогда
Геракл с Нереем-дедом.

Но тот, увертливей змеи,
Забыв свое величье,
Вдруг начал принимать свои
Различные обличья.

То встанет огненной грядой —
Гераклу не до смеха! —
То разливается водой —
Опять в бою помеха.

«Ну, справлюсь я со стариком —
Сглотну его как воду!»
А тот уж красным языком
Взвился, сменив природу.

Геракл, однако, победил:
От ярости зверея,
Рассек он, дунув что есть сил,
Напополам Нерея.

И снова старец перед ним.
Пристыженный немного,
Он тут же, цели невредим,
Стал объяснять дорогу.

И вот край света, где как раз,
Пыхтя, вздыхая тяжко,
Держал громадина Атлас
Небесный свод, бедняжка.

Атлас сказал: «Три яблока
Нужны вам до зарезу?
На, подержи-ка свод, пока
Я в райский сад полезу!»

Геракл ответил: «Я готов!» —
И свод на плечи вскинул.
И так он несколько часов
Стоял, согнувши спину.

Когда ж Атлас, проведав рай,
Вернулся в упоенье:
«Ну, держишь небо? Продолжай!» —
Он крикнул без стесненья.

«Да, дело дрянь, куда ни кинь! —
Геракл стряхнул усталость. —
Ты только небо мне подвинь
На серединку малость!»
Но не успел Атлас поднять
Небесный свод немного,
Как наш герой — чего там ждать? —
Пустился в путь-дорогу.

Подняв три яблока с земли,
Он их понес скорее
На тот, другой конец земли,
Где царство Еврисфея.

Вот наконец его дворец.
Царь вышел за ворота:
«Принес?» — «Принес!» — «Ну, молодец!
Возьми их за работу!

Все! Ты свободен!» — «Хорошо!» —
Успел Геракл ответить
И тут же снова в рай пошел:
«Отдам им фрукты эти!»

И вот — напрасны все труды! —
Он их вернул обратно.
Но первым райские плоды
Добыл Геракл. Понятно?

(Перевод с немецкого А. Исаевой)