Калмаков Николай Константинович (Nikolay Kalmakov) (1873-1955), художник, график, иллю­стратор российско-итальянского происхождения, представитель объединения «Мир искусства», проживший много лет во Франции.
Творчество и жизнь Калмакова окутаны легендами и вымыслами. Возникли они в середине ХХ века, когда во Франции заинтересовались наследием русского художника-эмигранта. Рождению слухов способствовали его неординарность поведения, тематика работ и скудность сведений о его жизни. «Единственный в своем роде» — так Калмакова охарактеризовал режиссер и драматург Евреинов. Трудно найти в русском модерне и символизме более странные и дерзкие гротески, мистические и чувственные фантазии. Калмаков создал целые серии работ, наполненных экзотическими образами, отсылающими к античной и древневосточной мифологии, населенные монстрами, демонами и фантомами эротических видений, с явным и вызывающим оттенком дерзкого «люциферизма».
Калмаков родился в городе Нерви на итальянской Ривьере, мать его была итальянка, отец — русский генерал. В отличие от большинства российских аристократов, его окрестили в католичестве, видимо, благодаря матери.
Детство Николай провел в доме родителей. Особое влияние на мальчика оказала его гувернантка-немка, поклонница немецких сказок. Сказки в ее исполнении произвели на впечатлительного и наделенного пылким воображением мальчика сильнейшее воздействие. Образы немецкого романтизма пустили глубокие корни в его сознании. Калмаков позже вспоминал: «Она заставила меня жить в воображаемом мире сказок братьев Гримм и фантазий Гоффмана. Я слушал эти рассказы с восхищением. В возрасте девяти лет я часто убегал в самую дальнюю комнату нашего дома, где тщательно прятался. Один, в темноте, я сидел и призывал появиться черта».
Из Италии семья вернулась в Санкт-Петербург. Юный аристократ поступил в престижное Императорское училище правоведения. В это время он встретил Николая Евреинова, студента этого же училища, который так неистово интересовался театром, как Калмаков живописью.
После получения высшего образования в 1895 году, в возрасте двадцати двух лет, Калмаков на семь лет уехал в Италию. Известно, что именно там он всерьез занялся изучением живописи, а также изучал анатомию в морге соседней больницы.
По возвращении в Россию в 1905 году Калмаков начинает выставлять свои работы на выставках различных художественных объединений, формально не принадлежа ни к одному из них. Ему тридцать два года, он женат и живет в маленьком доме в Петергофе.
Его современники вспоминают, что, живя в Петергофе, Калмаков присоединился к секте скопцов, одним из самых первых сторонников которой был Григорий Распутин. Секта требовала строгое отвержение плоти. Действительно, скопцы (skoptzy) считали пол человека источником всего зла, требовали воздержания, аскетизма и, в случае необходимости, даже кастрации. В этом контексте понятно, почему Калмаков через люминесцентный огонь свет затенил, как бы стер пол дьявола.
Верования художника привели его к женоненавистничеству и даже плохому обращению с женой: «Чтобы наказать жену, он закрывает ее в доме, сам рисуя целый день... В это же время появилась еще одна тема его работ: женщина, как воплощение зла».
Кроме женоненавистничества, которым изобиловали его ранние работы, был в них и повышенный эротизм. А в жизни Калмаков был корректнейшим человеком, всегда неизменно выдержанным, спокойным и элегантным. Он был небольшого роста; выпуклый и довольно значительный лоб обрамляли слегка вьющиеся и вместе редкие волосы; очень спокойные черты лица, маленькие усики и эспаньолка, — в одно и то же время делали его лицо похожим в миниатюре на Петра I и переносили воображением в эпоху испанских художников возрождения или ренессанса.
Ранние работы Калмакова отмечены стилистическими особенностями движения «Мир искусства». Как живописцы Венского и Мюнхенского Сецессиона (Климт, фон Штук) или лидеры стиля Ар-нуво (Муха, Бёрдслей), так и «мирискусстники» Санкт-Петербурга (Врубель, Бакст) придавали большое значение линии, дизайну и ярким цветам.
В 1908 году дебютирует как театральный художник. Именно театр приносит Калмакову известность. Он сотрудничал с ведущими российскими театральными постановщиками, режиссёр Евреинов назвал Калмакова «уникальным» и «единственным в своём роде». К сожалению, дебют Калмакова как художника-постановщика в театре Комиссаржевской в 1908 году, который должен был стать его триумфом, оказался омрачён грандиозным скандалом — спектакль по пьесе Оскара Уайльда «Саломея» запретили после генеральной репетиции.

Сценическим материалом для спектакля послужила уайльдовская драма в одном действии: Саломея, дочь Иродиады, воспитанная в духе развращенного двора тетрарха Ирода, своего отчима, ищет новых наслаждений. Любящий Саломею молодой сириец, начальник отряда телохранителей, позволяет ей увидеть взятого в плен и брошенного в темницу Иоканаана. Очарованная Саломея тщетно пытается соблазнить его. Молодой сириец не в силах вынести эту сцену и убивает себя. Саломея исполняет, ставший столь знаменитым танец Семи покрывал перед охваченным страстью Иродом. И в качестве награды она требует голову Иоканаана. Голова принесена, Саломея целует мертвые губы. Пораженный ужасом Ирод приказывает страже придать Саломею смерти.

Эта работа Калмакова вызвала огромный скандал. Его помнили в Санкт-Петербурге в течение многих десятилетий. Актриса сразу влюбилась в проекты художника и в него самого. Театр Комиссаржевской с полным основанием называют театром исканий. Здесь ставились Блок, Метерлинк, Сологуб, Андреев, Ремизов.
И это была первая осуществленная на русской сцене «Саломея». Разрешая Комиссаржевской постановку, чтобы избежать цензурного запрета, из пьесы убрали отсылки к Библии. Цензурный комитет изменил название пьесы — из «Саломеи» она превратилась в «Царевну». Собственные имена Комитет прикрыл титулами (Ирод превратился в Тетрарха, Иродиада — в Царицу, Иоаан — в Прорицателя), а «голову» Иокаана заменил его «трупом».
Генеральная репетиция «Саломеи» в Театре Комиссаржевской в Петербурге осталась в истории отечественного театра как одна из загадочных театральных легенд.
Подробности этой несостоявшейся постановки «Саломеи» теряются среди множества преувеличений, мифов и легенд. Невозможно представить, чтобы Вера Комиссаржевская, тяготевшая к высокой духовности и чистоте, допустила на сцену подобную декорацию и поставила под угрозу закрытия спектакль, в который были вложены огромные средства (постановка обошлась в 25 тысяч рублей).
Комиссаржевская была разорена. Возникла устойчивая легенда, что в запрете спектакля виноват Калмаков, оформивший сцену непристойными декорациями, хотя все отмечают удивительную фантазию художника, расцветшую в декорациях и костюмах. Визуальный образ спектакля был дерзким, гротескным, балансировал на грани допустимого. Гротеск и диковинность должны были эпатировать, завораживать зрителей. Созданные художником образы были ярки и агрессивны. Ничего подобного русская сцена еще не видела.
Генеральная репетиция, как отмечали во всех газетах, прошла «с торжественностью инквизиционного заседания». Постановка «Саломеи» была запрещена по причине «кощунственного трактования библейского сюжета», Комиссаржевская была разорена.
К сожалению, все эскизы для «Саломеи» были потеряны, и единственный рисунок, который есть в наличии — эскиз костюма Саломеи (1908). Но даже здесь интенсивный эротизм исходит от полуобнаженной фигуры героини.
В 1908–1916 годах активно работал как театральный декоратор, оформил 11 спектаклей в различных театрах Санкт-Петербурга и Москвы. В своих театральных декорациях и эскизах костюмов художник проявил себя как мастер, наделенный богатой фантазией и склонный к изысканной и дерзкой колористике. Калмаков одним из первых начал создавать эмоционально насыщенные костюмы-образы и использовать локальный цвет в качестве основного выразительного средства (тем самым стал одним из предвестников минимализма в сценографии).
Николай Калмаков был близок к художникам знаменитого объединения «Мир искусства», участвовал в выставках мирискусников. Их работы, несомненно,сказались и на его творчестве. Заметно влияние западноевропейского символизма и модерна, особенно работ Обри Бёрдслея. В то же время Калмаков создал свой узнаваемый и неповторимый стиль. Основные темы произведений — античная и восточная мифология, монстрография, эротические мотивы, необычные автопортреты. На многих картинах он изображал себя в разных образах как, например, Людовика XIV, Иоанна Крестителя...
Он провёл последние годы жизни в доме престарелых в пригороде Парижа и умер в 1955 году в бедности и забвении.