СОШ 8 Подольск, творчество Микеланджело

главная страница

Портреты Микеланжело Буонарроти

Портрет Микеланжело
работы Марцелло Венусти

Бюст Микеланжело Буонарроти
работы Даниеле да Волтерра

Делакруа, Микеланджело
в своей мастерской, 1850

Микеланджело Буонарроти (Michelangelo Buonarroti) (1475-1564), итальянский скульптор, живописец, архитектор и поэт. В искусстве Микеланджело с огромной выразительной силой воплотились как глубоко человечные, полные героического пафоса идеалы Высокого Возрождения, так и трагическое ощущение кризиса гуманистического миропонимания, характерное для позднеренессансной эпохи.
Жизнь и деятельность Микеланджело Буонарроти продолжались почти целое столетие. Он родился 6 марта 1475 в Капрезе (Тоскана) в семье мелкого чиновника. Детство его прошло частью во Флоренции, частью в сельской местности, в родовой усадьбе. Мать мальчика умерла, когда ему было шесть лет.
В 1488 году отец отдал тринадцатилетнего Микеланджело учиться в Гирландайо, который в то время считался одним из лучших мастеров Италии. Однако определяющее значение для его творческого развития имело знакомство с работами Джотто, Донателло, Мазаччо, изучение античной пластики. Уже в юношеских произведениях (рельефы «Битва кентавров», «Мадонна у лестницы») определились главные черты его творчества — монументальность и пластическая мощь, драматизм образов, благоговение перед человеческой красотой.
Работая в Риме, Микеланджело отдал дань увлечению античной скульптурой в статуе «Вакх»; новое гуманистическое содержание, яркую убедительность образов он внес в каноническую схему группы «Оплакивание Христа». В 1501 году Микеланджело возвратился во Флоренцию, где создал колоссальную статую «Давид», воплотившую героический порыв и гражданскую доблесть флорентийцев, сбросивших ярмо тирании Медичи.
В 1505 году папа Юлий II пригласил Микеланджело в Рим и поручил ему создание собственной гробницы. Для гробницы (церковь Сан-Пьетро ин Винколи в Риме), Микеланджело создал ряд статуй, в том числе наделенного могучей волей, титанической силой и темпераментом «Моисея», исполненных трагизма «Умирающего раба» и «Восставшего раба», а также четыре неоконченные фигуры рабов, в которых виден процесс работы скульптора, смело углубляющегося в камень в одних местах и оставляющего другие места необработанными.
В живописном цикле, выполненном Микеланджело на своде Сикстинской капеллы в Ватикане, художник создал грандиозную, торжественную композицию, воспринимаемую как утверждение безграничных творческих возможностей Бога и созданного по его подобию человека, как гимн физической и духовной красоте. В труднейших условиях, на протяжении четырех лет (1508-1512), работал Микеланджело, выполнив всю роспись громадного свода собственноручно.
Грандиозный ансамбль, включающий более трехсот фигур, представляется вдохновенным гимном красоте, мощи, разуму человека, прославлением его творческого гения и героических деяний. Даже в образе Бога — величественного могучего старца, подчеркнут прежде всего созидательный порыв, выраженный в движениях его рук, словно способных творить миры и давать жизнь человеку.
В 1516-1534 годы Микеланджело вновь жил во Флоренции, работал над проектом фасада церкви Сан-Лоренцо и архитектурно-скульптурным ансамблем усыпательницы рода Медичи в Новой сакристии той же церкви, а также над скульптурами для гробницы папы Юлия II. Мироощущение Микеланджело приобретает трагический характер. Глубокий пессимизм, охвативший его перед лицом гибели в Италии политических и гражданских свобод, кризиса ренессансного гуманизма, отразился в образном строе скульптур усыпальницы Медичи — в тяжком раздумье и бесцельном движении лишенных портретных черт статуй герцогов Лоренцо и Джулиано, в драматическом символизме четырех фигур, изображающих «Вечер», «Ночь», «Утро» и «День» и олицетворяющих необратимость течения времени.
В 1534 году Микеланджело снова переехал в Рим, где прошли последние 30 лет его жизни. Поздние произведения мастера поражают трагической силой образов («Страшный Суд», Сикстинская капелла), пронизаны размышлениям о тщете человеческой жизни, о мучительной безнадежности поисков истины.
К последним скульптурным работам Микеланджело относятся отмеченные трагической экспрессией «Пьета» для флорентийского собора Санта-Мария дель Фьоре и скульптурная группа «Пьета Ронданини», предназначенная для собственного надгробия.
Для позднего творчества Микеланджело характерны постепенный отход от живописи и скульптуры и обращение к архитектуре и поэзии. Он занимается проектом церкви Сан-Джованни деи Фьорентини, которая должна была стать памятником его «флорентийской родины». Он набрасывает план Капеллы Сфорца в церкви Санта-Мария Маджоре, строит Порта Пиа, придает перспективно-монументальный вид площади Капитолия — этому идеальному центру священного города. Он включает перестроенный Микеланджело средневековый дворец Сенаторов, увенчанный башенкой, и два величественных дворца Консерваторов с одинаковыми фасадами. Установленная в центре площади античная конная статуя Марка Аврелия и широкая лестница довершили это ансамбль, который связал новый Рим с расположенными по другую сторону Капитолийского холма руинами древнего Римского форума. Площадь Капитолия с античным конным монументом императора Марка Аврелия в центре, первый ренессансный градостроительный ансамбль, выполненный по замыслу одного художника.
С 1546 года Микеланджело руководил в Риме возведением собора Святого Петра. Творческое вдохновение восьмидесятипятилетнего (!!!) Микеланджело выразилось в создании огромного (42 м в диаметре) купола этого собора. Он возносится ввысь в том самом месте, где захоронен, по преданию, апостол Петр. Это идеальный центр самого здания, памятник вселенской идее христианства.
Глубиной мысли и высоким трагизмом отмечена лирика Микеланджело. В его мадригалах и сонетах любовь трактуется как извечное стремление человека к красоте и гармонии.
В жизни Микеланджело не знал нежной ласки и участия, и это отразилось на его характере. Был момент в юности, когда он грезил о личном счастье и изливал свое стремление в сонетах, но скоро он сжился с мыслью, что оно ему не суждено. Тогда великий художник весь ушел в идеальный мир, в искусство, которое стало его единственной возлюбленной. «Искусство ревниво, — говорит он, — и требует всего человека». Большим умом и врожденным тактом должна была обладать та женщина, которая бы поняла Микеланджело.
Он встретил такую женщину, но поздно. Ему было уже шестьдесят лет. Это была Виттория Колонна (ей было в это время сорок семь). Она происходила из старинного римского рода. Виттория стала вдовой в 35 лет, когда горячо любимый ею муж маркиз Пескара умер от ран, полученных в битве при Павий. Десять лет до встречи с Микеланджело она оплакивала свою потерю, и плодом этих страданий явились стихотворения, создавшие ей славу поэтессы. Она интересовалась наукой, философией, вопросами религии и политики. В ее салоне велись интересные беседы о современных событиях, нравственных вопросах и задачах искусства. В ее доме встречали Микеланджело как царственного гостя. Он же, смущаясь оказываемым ему почетом, был прост и скромен, терял всю свою кажущуюся надменность и охотно беседовал с гостями о разных предметах. Только здесь проявлял художник свободно свой ум и знания в литературе и искусстве.
Любовь его к Виттории была чисто платонической, тем более что и она, в сущности, питала к нему глубокую дружбу, уважение и симпатию, исчерпав в любви к покойному супругу весь пыл женской страсти. Дружба Виттории наполнила сердце Микеланджело лучезарным сиянием. С юношеской свежестью выражал он в это время свои чувства в сонетах. Правы были те, кто назвал его «человеком о четырех душах». Виттория смягчила его сердце, смягчила и тяжелые утраты (потерю отца, потом братьев, из которых остался один Лионард, с ним Микеланджело поддерживал сердечную связь до своей кончины). Во всех поступках и словах, всегда однородных, последовательных, ясных, в Микеланджело виден строгий мыслитель и человек чести и справедливости, как и в его произведениях.
Микеланджело умер 18 февраля 1564 года. Тело его было тайно вывезено из Рима и торжественно погребено в усыпальнице знаменитых флорентийцев (церковь Санта-Кроче).
Творчество Микеланджело, ставшее блестящим заключительным этапом итальянского Возрождения, сыграло огромную роль в развитии европейского искусства, оказало большое влияние на сложение принципов барокко.

Вазари, Памятник Микеланджело, 1570

Работы Микеланджело Буонарроти
на мифологические и античные сюжеты:

Леда и лебедь, 1530	Леда с лебедем
Похищение Ганимеда, 1533	Битва кентавров

Атлант (Пленник), 1536	Похищение Ганимеда	Аполлон (Давид), 1530
Фаэтон, 1533	Дионис (Бахус), 1497	Фаэтон, 1533

Брут, 1540

Голова Клеопатры

Работы Микеланджело Буонарроти на библейские сюжеты:

Давид, фрагмент	Давид	Давид, фрагмент
Гробница Юлия II, церковь Сан-Пьетро	Гробница Юлия II, Моисей, 1515, церковь Сан-Пьетро	Гробница Юлия II, Рахиль и Лия, 1515, церковь Сан-Пьетро
Мадонна Дони	Мадонна у лестницы, 1490	Мадонна Тондо Питти, 1505
Манчестерская мадонна, 1497, Национальная галерея, Лондон	Мадонна Брюгге, 1505, Собор Нотр-Дам, Брюгге	Пьета, 1550, Флорентинский собор
Пьета, собор Святого Петра, Ватикан	Пьета, собор Святого Петра, Ватикан	Пьета из Палестрины, Галерея Академии, Флоренция
Святой Петроний, Церковь Сан-Доменико, Болонья	Христос, церковь Санта Мария сопра Минерва, Рим	Святой Прокл, Церковь Сан-Доменико, Болонья
Распятие Святого Петра, 1550, Ватикан	Распятие Святого Петра, 1550, Ватикан	Обращение Святого Павла, 1545

Капелла Медичи
(Новая Сакристия церкви Сан Лоренцо во Флоренции):

Интерьер Капеллы
Медичи, 1533

Мадонна с покровителями семьи Медичи —
Святыми Косьмой и Дамианом

Святой Косьма	Мадонна Медичи	Святой Дамиан
Гробница Лоренцо Медичи, 1531	Фрагмент капеллы Медичи, 1534	Гробница Джулиано Медичи, 1533

Гробница Лоренцо Медичи, Вечер	Гробница Лоренцо Медичи, Статуя Лоренцо	Гробница Лоренцо Медичи, Утро
Гробница Джулиано Медичи, День	Гробница Джулиано Медичи, Статуя Джулиано	Гробница Джулиано Медичи, Ночь

Ночь! сладкая, хоть мрачная пора,
От всех забот ведущая к покою!
Как зорок тот, кто чтит тебя хвалою,
Как та хвала правдива и мудра!

Ты тяжесть дум снимаешь до утра,
Целишь их жар прохладою ночною,
И часто я, влеком своей мечтою,
Во сне взлетаю на небо с одра.

О сумрак смерти, знаменье предела
Всех вражеских душе и сердцу бед,
Конец печалей, верное лекарство, —

Ты можешь врачевать недуги тела,
Унять нам слезы, скинуть бремя лет
И гнать от беззаботности коварство.

Этот сонет (одно из наиболее известных стихотворений Микеланджело) составляет поэтический комментарий художника к его статуе «Ночь» на гробнице Джулиано Медичи. А вот комплиментарная эпиграмма на «Ночь» флорентийца Джованни ди Карло Строцци:

Вот эта Ночь, что так спокойно спит
Перед тобою, — Ангела созданье.
Она из камня, но в ней есть дыханье:
Лишь разбуди, — она заговорит.

Ответное четверостишие Микеланджело последовало тут же:

Отрадно спать — отрадней камнем быть.
О, в этот век — преступный и постыдный —
Не жить, не чувствовать — удел завидный...
Прошу: молчи — не смей меня будить.
(перевод Тютчева)

Мне сладко спать, а пуще — камнем быть,
Когда кругом позор и преступленье:
Не чувствовать, не видеть — облегченье.
Умолкни ж, друг, к чему меня будить?
(перевод Эфроса)

Сикстинская капелла:

Внешний вид капеллы

Вид на алтарную стену

Страшный суд

Алтарь

Вид от алтарной стены

Дверь

Ложа

Вход

Фрески потолка, 1511-1512
Чтобы узнать, кто изображен на фресках, наведи курсор на фигуру (можно приблизить!!!)

* Чтобы познакомиться с историей создания капеллы, нажми здесь:

Другие работы Микеланджело:

Победа, 1533, Палаццо Веккио, Флоренция	Победа, 1533, Палаццо Веккио, Флоренция	Пленник (Умирающий раб), 1513, Лувр, Париж
Пленник (Восставший раб), 1513, Лувр, Париж	Скорчившийся мальчик, Эрмитаж, Санкт-Петербург	Пленник (Бородатый раб), Галерея Академии, Флоренция

Вестибюль библиотеки Лауренциана, Флоренция	Вестибюль библиотеки Лауренциана, Флоренция	Читальный зал библиотеки Лауренциана, Флоренция
Читальный зал библиотеки Лауренциана, Флоренция	Купол собора Святого Петра, Ватикан	Купол собора Святого Петра, Ватикан

Порта Пиа, Рим

Капитолий, Рим

Из статьи Эфроса «Поэзия Микеланджело»

На гробнице во флорентийской церкви Санта Кроче бюст Микеланджело высится над тремя аллегорическими статуями — Ваяния, Живописи и Архитектуры; о поэзии не напоминает ничто. Сам художник именовал себя только скульптором, мастером «первого из искусств».
Житейские обстоятельства, приказания римских пап, переизбыток сил заставляли его выступать также живописцем и зодчим. Он соперничал с гением Леонардо и Браманте. Он стал творцом росписей Сикстинской капеллы, которыми перечеркивал монументальную живопись своих сверстников. Он занялся возведением Библиотеки Лауренцианы или собора Святого Петра, однако при этом неизменно хмурился и исходил жалобами, что живопись не его удел, что строительством он занимается против воли, под принуждением пап...
Поэзия была младшей из микеланджеловских муз, и он держал ее на положении Золушки. Он не любил пускать свои стихи в свет. Даже по сей день потомство мало знает их: они наименее раскрыты из всего наследия Микеланджело. Современники же почти не знали их совсем. Сборник, подготовленный было под давлением друзей к печати, так и остался неизданным.
Никакая сторонняя сила и ничьи требования не заставляли Микеланджело писать стихи, а он писал их всю жизнь. Если он делал это, то по внутреннему побуждению.
На песенные мотивы своего сочинения и под аккомпанемент лютни блестящим импровизатором стихов был Леонардо, любезно услаждавший слух избранного общества. Но сам Леонардо, со знаменательным пренебрежением к такому искусству, не пожелал записать ни одной своей строчки; о его поэтическом таланте мы знаем из упоминаний современников. В записях Леонардо нашлось место для побасенок и даже анекдотов, но не нашлось для стихов.
Писал стихи при случае и Рафаэль, сочинявший риторические и галантные строфы; однако они с самого начала предназначались им для слуха римских приятелей и куртизанок; никаких притязаний на внимание современников, а тем более потомства, он тут не предъявлял. Из нежелания отстать упрямо втискивал неподатливые слова в неподатливую форму сонетов скульптор Челлини; это было уже в полной мере риторикой, словесным щегольством, поддельной грамотой на светское положение.
С подобным сочинительством Микеланджело родниться не мог. Поэзия была для него делом сердца и совести, а не забавой и не ключом в свет. Он боготворил Данте и любил Петрарку. Поэт-гражданин, поэт-борец, поэт-печальник своей истерзанной междоусобицами родины влек его с такой же силой, как поэт-философ, поэт-судия, вершивший страшный суд над смыслом событий и поведением людей.
К стихотворцам своего времени Микеланджело относился неуважительно. Среди современников он учителей себе не видел. Их поэзия была для него мелка.
В той мере, в какой Микеланджело выполнял обязательства приличий, он тоже при случае отвечал рифмованным комплиментом на комплимент и рифмованной бранью на брань, благодарил обязательными стихами за подарки, удовлетворяют любезными строфами женское тщеславие... Он становился тут в общий ряд. Подобных стихов у него немного или их мало сохранилось, но они есть.
Но даже и здесь, в этих произведениях светской музы, Микеланджело искал возможности ухватиться за что-нибудь, позволяющее перевести стихи из плоского мира житейских условностей в большой мир человеческой мысли и чувства. Микеланджело свершал свой прыжок гиганта.
Тому пример — знаменитый ответ на стихи в честь его статуи «Ночь» с гробницы Джулиано Медичи: на традиционно-приветственное четверостишие флорентийца Джованни ди Карло Строцци Микеланджело отозвался стихами совсем иной природы — великолепными строчками поэта-мыслителя, поэта-гражданина, звучащими так по-дантовски:

Мне сладко спать, а пуще — камнем быть,
Когда кругом позор и преступленье...

Поучителен и другой пример: в эпитафии на гроб юнца Чеккино Браччи, которую он стал сочинять не под давлением личного горя, а по просьбе знакомого, Микеланджело упорно, сквозь пятьдесят вариантов, старается нащупать важную мысль и выразить ее значительными словами и тут же (в приписках), взыскательно судит себя самого за неудачи. Это определительно для всего его отношения к своим стихам. Он обращался со словом с той же непреклонностью, как с мрамором, с красками, и ощущал свой стих так же весомо и плотно. Микеланджело ворочает словом, как глыбой; стачивает одно, наращивает другое, пригоняет стих-камень к другому такому же, плотным швом к шву.
Наиболее ранние из дошедших до нас стихов Микеланджело относятся к началу 1500-х годов, между тридцатью и сорока годами его жизни. Все остальное (около двухсот стихотворений) написано им между сорока пятью и восьмьюдесятью годами; в последнее двадцатилетие он писал больше всего.

Стихи Микеланджело:

***************************
Спокоен, весел, я, бывало, делом
Давал отпор жестокостям твоим,
А ныне пред тобой, тоской язвим,
Стою, увы, безвольным и несмелым;

И ежели я встарь разящим стрелам
Метою сердца был недостижим, —
Ты ныне мстишь ударом роковым
Прекрасных глаз, и не уйти мне целым!

От скольких западней, от скольких бед,
Беспечный птенчик, хитрым роком годы
Храним на то, чтоб умереть лютей;

Так и любовь, о донна, много лет
Таила, видно, от меня невзгоды,
Чтоб ныне мучить злейшей из смертей.

***************************
Высокий дух, чей образ отражает
В прекрасных членах тела своего,
Что могут сделать Бог и естество,
Когда их труд свой лучший дар являет.

Прелестный дух, чей облик предвещает
Достоинства пленительней всего:
Любовь, терпенье, жалость, — чем его
Единственная красота сияет!

Любовью взят я, связан красотой,
Но жалость нежным взором мне терпенье
И верную надежду подает.

Где тот устав иль где закон такой,
Чье спешное иль косное решенье
От совершенства смерть не отведет?

***************************
Ночь! сладкая, хоть мрачная пора,
От всех забот ведущая к покою!
Как зорок тот, кто чтит тебя хвалою,
Как та хвала правдива и мудра!

Ты тяжесть дум снимаешь до утра,
Целишь их жар прохладою ночною,
И часто я, влеком своей мечтою,
Во сне взлетаю на небо с одра.

О сумрак смерти, знаменье предела
Всех вражеских душе и сердцу бед,
Конец печалей, верное лекарство, —

Ты можешь врачевать недуги тела,
Унять нам слезы, скинуть бремя лет
И гнать от беззаботности коварство.

***************************
Дерзну ль, сокровище мое,
Существовать без вас, себе на муку,
Раз глухи вы к мольбам смягчить разлуку?
Унылым сердцем больше не таю
Ни возгласов, ни вздохов, ни рыданий,
Чтоб вам явить, мадонна, гнет страданий
И смерть уж недалекую мою;
Но дабы рок потом мое служенье
Изгнать из вашей памяти не мог, —
Я оставляю сердце вам в залог.

***************************
Нет радостней веселого занятья:
По злату кос цветам наперебой
Соприкасаться с милой головой
И льнуть лобзаньем всюду без изъятья!

И сколько наслаждения для платья
Сжимать ей стан и ниспадать волной,
И как отрадно сетке золотой
Ее ланиты заключать в объятья!

Еще нежней нарядной ленты вязь,
Блестя узорной вышивкой своею,
Смыкается вкруг персей молодых.

А чистый пояс, ласково виясь,
Как будто шепчет: «не расстанусь с нею...»
О, сколько дела здесь для рук моих!

***************************
Скажи, Любовь, воистину ли взору
Желанная предстала красота,
Иль то моя творящая мечта
Случайный лик взяла себе в опору?

Тебе ль не знать? — Ведь с ним по уговору
Ты сна меня лишила. Пусть! Уста
Лелеют каждый вздох, и залита
Душа огнем, не знающим отпору.

Ты истинную видишь красоту,
Но блеск ее горит, все разрастаясь,
Когда сквозь взор к душе восходит он;

Там обретает божью чистоту,
Бессмертному творцу уподобляясь, —
Вот почему твой взгляд заворожен.

***************************
Лишь вашим взором вижу сладкий свет,
Которого своим, слепым, не вижу;
Лишь вашими стопами цель приближу,
К которой мне пути, хромому, нет.

Бескрылый сам, на ваших крыльях, вслед
За вашей думой, ввысь себя я движу;
Послушен вам — люблю и ненавижу,
И зябну в зной, и в холоде согрет.

Своею волей весь я в вашей воле,
И ваше сердце мысль мою живит,
И речь моя — часть вашего дыханья.

Я — как луна, что на небесном поле
Невидима, пока не отразит
В ней солнце отблеск своего сиянья.

***************************
Природа сотворила
Все чары девушек и донн,
Чтоб дать их той, кем я воспламенен,
Но кто и сердце мне оледенила.
Ни разу не томила
Кого-либо скорбь, горшая моей!
Смятенье, страх, унылость дней
Не ведали прочнее основанья;
Но также ликованья
Сильней не знало ни одно созданье.

К Джованни, что из Пистойи

Я получил за труд лишь зоб, хворобу
(Так пучит кошек мутная вода,
В Ломбардии — нередких мест беда!)
Да подбородком вклинился в утробу;

Грудь — как у гарпий; череп, мне на злобу,
Полез к горбу; и дыбом — борода;
А с кисти на лицо течет бурда,
Рядя меня в парчу, подобно гробу;

Сместились бедра начисто в живот,
А зад, в противовес, раздулся в бочку;
Ступни с землею сходятся не вдруг;

Свисает кожа коробом вперед,
А сзади складкой выточена в строчку,
И весь я выгнут, как сирийский лук.

Средь этих-то докук
Рассудок мой пришел к сужденьям странным
(Плоха стрельба с разбитым сарбаканом!):
Так! Живопись — с изъяном!
Но ты, Джованни, будь в защите смел:
Ведь я — пришлец, и кисть — не мой удел!

***************************
О, было б легче сразу умереть,
Чем гибелью томиться ежечасной
От той, кто смерть сулит любви злосчастной!

Увы, как сердцу не тужить,
Когда его все горше дума губит,
Что та, кого люблю, меня не любит?

Как можно мне остаться жить,
Когда она твердит, и это явно,
Что ей себя не жаль, — меня ж подавно?

Как мне внушить ей жалость, если впрямь
Ей и себя не жалко? — О, проклятье!
Ужели вправду должен смерть принять я?

***************************
Любую боль, коварство, напасть, гнев
Осилим мы, вооружась любовью.

***************************
О память об ударе, что нанес
Мне в грудь кинжал, отточенный любовью...

***************************
Я тем живей, чем длительней в огне.
Как ветер и дрова огонь питают,
Так лучше мне, чем злей меня терзают,
И тем милей, чем гибельнее мне.

***************************
Когда раба хозяин, озлоблен,
Томит, сковав, в безвыходной неволе,
Тот привыкает так к злосчастной доле,
Что о свободе еле грезит он.

Привычкою смиряем тигр, питон
И лев, в лесу родившийся для воли:
Юнец, творящий вещь в поту и боли,
Прибытком сил за труд вознагражден

Но иначе огонь себя являет:
Зеленых прутьев пожирая сок,
Он мерзнущего старца согревает,

Он юных сил в нем возрождает ток,
Живит, бодрит, опять воспламеняет, —
И вот уж тот любовью занемог.

Кто в шутку или впрямь изрек,
Что стыдно старцу пламенеть любовью
К высокому, — тот предан суесловью!

***************************
Увы, увы! Как горько уязвлен
Я бегом дней и, зеркало, тобою,
В ком каждый взгляд прочесть бы правду мог.
Вот жребий тех, кто не ушел в свой срок!
Так я, забытый временем, судьбою,
Вдруг, в некий день, был старостью сражен.
Не умудрен, не примирен,
Смерть дружественно встретить не могу я;
С самим собой враждуя,
Бесцельную плачу я дань слезам.
Нет злей тоски, чем по ушедшим дням!

Увы, увы! Гляжу уныло вспять
На прожитую жизнь мою, не зная
Хотя бы дня, который был моим.
Тщете надежд, желаниям пустым,
Томясь, любя, горя, изнемогая,
(Мне довелось все чувства исчерпать!)
Я предан был, — как смею отрицать?
Скрыв истину, меня держали страсти
В своей смертельной власти;
Но срок их царства мне казался мал.
И, длись он дольше, — я бы не устал.
Влачусь без сил, — куда? Не знаю я;
Страшусь глядеть, но время, убегая,
Не прячет явь, хоть отвращаю взгляд.
И вот теперь мне годы плоть язвят,
Душа и смерть, усилия смыкая,
Мной доказуют бренность бытия;
Когда догадка истинна моя
(Стань, Господи, тому порукой!),
Я буду мучим вечной мукой:
Ведь вольной волей. Боже, я твой свет
Отверг для зла, и мне спасенья нет.

***************************
Спустившись с неба, в тленной плоти, он
Увидел ад, обитель искупленья,
И жив предстал для божья лицезренья,
И нам поведал все, чем умудрен.

Лучистая звезда, чьим озарен
Сияньем край, мне данный для рожденья,
Ей не от мира ждать вознагражденья,
Но от тебя, кем мир был сотворен.

Я говорю о Данте: не нужны
Озлобленной толпе его созданья, —
Ведь для нее и высший гений мал.

Будь я, как он! О, будь мне суждены
Его дела и скорбь его изгнанья, —
Я б лучшей доли в мире не желал!

***************************
Верните вы, ручьи и реки, взорам
Поток не ваших и соленых вод,
Чей быстрый бег сильней меня несет,
Чем вы своим медлительным напором.

И ты, туман, верни глазам, которым
От слез невидим звездный небосвод,
Их скорбь, и пусть твой хмурый лик блеснет
В мой жадный зрак яснеющим простором.

Верни, земля, следы моим стопам,
Чтоб встать траве, примятой мной сурово,
И ты, глухое эхо, — ропот мой;

И взгляды, вы, — святой огонь очам,
Чтоб новой красоте я отдал снова
Мою любовь, не взятую тобой.

***************************
Уж чуя смерть, хоть и не зная срока,
Я вижу: жизнь все убыстряет шаг,
Но телу еще жалко плотских благ,
Душе же смерть желаннее порока.

Мир — в слепоте: постыдного урока
Из власти зла не извлекает зрак,
Надежды, нет, и все объемлет мрак,
И ложь царит, и правда прячет око.

Когда ж. Господь, наступит то, чего
Ждут верные тебе? Ослабевает
В отсрочках вера, душу давит гнет;

На что нам свет спасенья твоего,
Раз смерть быстрей и навсегда являет
Нас в срамоте, в которой застает?

***************************
Лишь на огне кузнец чекан дарит
Куску железа, мудрый труд свершая;
И, золота огнем не расплавляя,
Высоких форм художник не творит;

И если Феникс прежде не сгорит,
То не воскреснет, — так вот, умирая,
Я льщусь мечтой ожить меж духов рая,
Кому ни смерть, ни время не вредит.

От действия огня, что на потребу
Мне в благо дан, чтоб воскресить меня, —
Я стал почти уж тенью гробовою;

Но если он влеком природой к небу,
Я ж сделался частицею огня, —
Что ж не берет меня он ввысь с собою?

***************************
Ужели, донна, впрямь (хоть утверждает
То долгий опыт) оживленный лик,
Который в косном мраморе возник,
Прах своего творца переживает?

Так! Следствию причина уступает,
Удел искусства более велик,
Чем естества! В ваяньи мир постиг,
Что смерть, что время здесь не побеждает.

Вот почему могу бессмертье дать
Я нам обоим в краске или в камне,
Запечатлев твой облик и себя;

Спустя столетья люди будут знать,
Как ты прекрасна, и как жизнь тяжка мне,
И как я мудр, что полюбил тебя.

***************************
Хоть и сулит мне вящее желанье
К моим годам года додать не раз, —
Смерть не замедлит шага ни на час;
Чем больше ждешь, тем ближе с ней свиданье.

Да и к чему на счастье упованье,
Раз лишь в скорбях Господь приемлет нас?
Скольженье дней, и все, что тешит глаз,
Тем злостнее, чем ярче их блистанье.

И ежели, мой Боже, я порой
Весь отдаюсь могучему стремленью,
Несущему покой душе моей,

Но собственной ничтожному ценой, —
Дай в тот же миг свершиться вознесенью!
Чем дольше срок, тем пыл к добру слабей.