§ 3. Публий Овидий Назон «Метаморфозы»
(перевод С.В. Шервинского)

О похищении Европы
(из книги второй)

	     . . . . . . . . . . . . . . . . . .  Великого дочь государя
	     В обществе тирских девиц привычку имела резвиться.
	     Между собой не дружат и всегда уживаются плохо
	     Вместе величье и страсть. Покинув скипетр тяжелый,
	     Вот сам отец и правитель богов, что держит десницей
	     Троезубчатый огонь и мир кивком потрясает,
	     Вдруг обличье быка принимает и, в стадо вмешавшись,
	     Звучно мычит и по нежной траве гуляет, красуясь.
	     Цвет его — белый, что снег, которого не попирала
	     Твердой подошвой нога и Австр не растапливал мокрый.
	     Шея вся в мышцах тугих; от плеч свисает подгрудок;
	     Малы крутые рога; но поспорил бы ты, что рукою
	     Точены, блещут они ясней самоцветов чистейших.
	     Вовсе не грозно чело; и взор его глаз не ужасен;
	     Мирным выглядит бык; Агенорова дочь в изумленье,
	     Что до того он красив, что бодаться ничуть не намерен.
	     Но хоть и кроток он был, прикоснуться сначала боялась.
	     Вскоре к нему подошла и к морде цветы протянула.
	     Счастлив влюбленный; он ей, в ожидании нег вожделенных,
	     Руки целует. С трудом, ах! с трудом отложив остальное.
	     Резвится он и в зеленой траве веселится, играя,
	     Или на желтый песок белоснежным боком ложится.
	     Страх понемногу прошел, — уже он и грудь подставляет
	     Ласкам девичьей руки; рога убирать дозволяет
	     В свежие вязи цветов. И дева-царевна решилась:
	     На спину села быка, не зная, кого попирает.
	     Бог же помалу с земли и с песчаного берега сходит
	     И уж лукавой ногой наступает на ближние волны.
	     Дальше идет — и уже добычу несет по пучине
	     Морем открытым; она вся в страхе; глядит, уносима,
	     На покидаемый берег. Рог правою держит, о спину
	     Левой рукой оперлась. Трепещут от ветра одежды.

О Дедале
(из книги восьмой)

	       Рода позор между тем возрастал. Пасифаи измену
	     Гнусную веем раскрывал двуединого образ урода.
	     Принял решенье Минос свой стыд удалить из покоев
	     И поместить в многосложном дому, в безвыходном зданье.
	     Дедал, талантом своим в строительном славен искусстве,
	     Зданье воздвиг; перепутал значки и глаза в заблужденье
	     Ввел кривизною его, закоулками всяких проходов.
	     Так по фригийским полям Меандр ясноводный, играя,
	     Льется, неверный поток и вперед и назад устремляет;
	     В беге встречая своем супротивно бегущие волны,
	     То он к истокам своим, то к открытому морю стремится
	     Непостоянной волной: так Дедал в смущение вводит
	     Сетью путей без числа; он сам возвратиться обратно
	     К выходу вряд ли бы мог: столь было запутано зданье!
	     После того как туда полубык-полуюноша заперт
	     Был, и два раза уже напитался актейскою кровью,
	     В третий же был усмирен, через новое девятилетье.
	     С помощью девы та дверь, никому не отверстая дважды,
	     Снова была найдена показаньем распущенной нити;
	     И не замедлил Эгид: Миноиду похитив, направил
	     К Дии свои паруса, где спутницу-деву, жестокий,
	     Бросил на бреге, но к ней, покинутой, слезно молящей,
	     Вакх снизошел и обнйл ее, чтобы вечные веки
	     Славилась в небе она, он снял с чела ее венчик
	     И до созвездий метнул; полетел он воздушным пространством,
	     И на лету в пламена обращались его самоцветы.
	     Остановились в выси, сохраняя венца очертанье,
	     Близ Геркулеса со змеем в руке и с согбенным коленом.
	     Дедал, наскучив меж тем изгнанием долгим на Крите,
	     Страстно влекомый назад любовью к родимым пределам,
	     Замкнутый морем, сказал: «Пусть земли и воды преградой
	     Встали, зато небеса  — свободны, по ним понесемся!
	     Всем пусть владеет Минос, но воздухом он не владеет!»
	     Молвил  — и всею душой предался незнакомому делу.
	     Новое нечто творит, подбирает он перья рядами,
	     С малых начав, чтоб за каждым пером шло другое, длиннее, —
	     Будто неровно росли: все меньше и меньше длиною, —
	     Рядом подобным стоят стволы деревенской цевницы;
	     Ниткой средину у них, основания воском скрепляет.
	     Перья друг с другом связав, кривизны незаметной им придал
	     Так, чтобы были они как у птицы. Присутствовал рядом
	     Мальчик Икар; он не знал, что касается гибели верной, —
	     То, улыбаясь лицом, относимые веющим ветром
	     Перья рукою хватал; то пальцем большим размягчал он
	     Желтого воска куски, ребячьей мешая забавой
	     Дивному делу отца. Когда ж до конца довершили
	     Дедала руки свой труд, привесил к крылам их создатель
	     Тело свое, и его удержал волновавшийся воздух.
	     Дедал и сына учил: «Полетишь серединой пространства!
	     Будь мне послушен, Икар: коль ниже ты путь свой направишь,
	     Крылья вода отягчит; коль выше  — огонь обожжет их.
	     Посередине лети! Запрещаю тебе на Боота
	     Или Гелику смотреть и на вынутый меч Ориона.
	     Следуй за мною в пути». Его он летать обучает,
	     Тут же к юным плечам незнакомые крылья приладив.
	     Между советов и дел у отца увлажнялись ланиты,
	     Руки дрожали; старик осыпал поцелуями сына.
	     Их повторить уж отцу не пришлось! На крыльях поднявшись,
	     Он впереди полетел и боится за спутника, словно
	     Птица, что малых птенцов из гнезда выпускает на волю.
	     Следовать сыну велит, наставляет в опасном искусстве,
	     Крыльями машет и сам и на крылья сыновние смотрит.
	     Каждый, увидевший их, рыбак ли с дрожащей удою,
	     Или с дубиной пастух, иль пахарь, на плуг приналегший, —
	     Все столбенели и их, проносящихся вольно по небу,
	     За неземных принимали богов. По левую руку
	     Самос Юнонин уже, и Делос остался, и Парос;
	     Справа остался Лебинт и обильная медом Калимна.
	     Начал тут отрок Икар веселиться отважным полетом,
	     От вожака отлетел; стремлением к небу влекомый,
	     Выше все правит свой путь. Соседство палящего Солнца
	     Крыльев скрепление  — воск благовонный  — огнем размягчило;
	     Воск, растопившись, потек; и голыми машет руками
	     Юноша, крыльев лишен, не может захватывать воздух.
	     Приняты были уста, что отца призывали на помощь,
	     Морем лазурным, с тех пор от него получившим названье.
	     В горе отец  — уже не отец!  — повторяет: «Икар мой!
	     Где ты, Икар?  — говорит,  — в каком я найду тебя крае?»
	     Все повторял он: «Икар!»  — но перья увидел на водах;
	     Проклял искусство свое, погребенью сыновнее тело
	     Предал, и оный предел сохранил погребенного имя.

	         Но увидала тогда, как несчастного сына останки
	     Скорбный хоронит отец, куропатка-болтунья в болоте,
	     Крыльями бить начала, выражая кудахтаньем радость, —
	     Птица, — в то время одна из невиданной этой породы, —
	     Ставшая птицей едва, постоянный укор тебе, Дедал!
	     Судеб не зная, сестра ему поручила наукам
	     Сына учить своего — двенадцать исполнилось только
	     Мальчику лет, и умом способен он был к обученью.
	     Как-то спинного хребта рассмотрев у рыбы приметы,
	     Взял он его образцом и нарезал на остром железе
	     Ряд непрерывный зубцов: открыл пилы примененье.
	     Первый единым узлом связал он две ножки железных,
	     Чтобы, когда друг от друга они в расстоянии равном,
	     Твердо стояла одна, другая же круг обводила.
	     Дедал завидовать стал; со священной твердыни Минервы
	     Сбросил питомца стремглав и солгал, что упал он. Но мальчик
	     Принят Палладою был, благосклонной к талантам; он в птицу
	     Был обращен и летел по воздуху, в перья одетый.
	     Сила, однако, ума столь быстрого в крылья и лапы
	     Вся перешла; а прозванье при нем остается былое.
	     Все-таки в воздух взлететь куропатка высоко не может,
	     Гнезд не свивает себе на ветвях и высоких вершинах;
	     Низко летает она и кладет по кустарникам яйца:
	     Высей страшится она, о падении помня давнишнем.

К предыдущей главе