§ 4. Гомер «Илиада»
(в переводе Н.И. Вересаева)

Песнь пятая. Подвиги Диомеда.

Тут Диомеду Тидиду богиня Паллада-Афина
Силу и смелость дала, чтобы он отличился меж прочих
Храбрых ахейцев и славой украсился самой великой.
Пламень ему вкруг щита и вкруг шлема зажгла неугасный,
Блеском подобный звезде той осенней, которая в небе
Всех светозарнее блещет, омывшись в водах океана.
Плечи и голову светом таким озарила Тидиду
И устремила в средину, где гуще кипело сраженье.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Только лишь Пандар, блистательный сын Ликаона, увидел,
Как по равнине носясь, пред собою он гонит фаланги,
Тотчас из гнутого лука наметившись в сына Тидея,
В правое прямо плечо поразил набегавшего мужа,
В выпуклость панциря. Панцирь стрела Диомеду пробила
И пронизала плечо, напролет, окровавив доспехи.
Громко воскликнул, ликуя, блистательный сын Ликаона:
«Духом воспряньте, троянцы, коней погонятели быстрых!
Ранен храбрейший ахеец! Недолго, я думаю, сможет
Он со стрелою бороться могучею, ежели в Трою
Вправду меня из Ликии прибыть побудил Дальновержец!»
Так говорил он, хвалясь. Но Тидида стрела не смирила.
Он отступил к лошадям и к своей колеснице блестящей,
Стал возле них и сказал Капанееву сыну Сфенелу:
«Встань, дорогой Капанид, на мгновенье сойди с колесницы,
Чтобы стрелу у меня из плеча заостренную вынуть».
Так он сказал. И Сфенел соскочил с колесницы на землю.
Стал за спиной и стрелу из плеча его вытянул сзади.
Кровь побежала ручьем через панцирь плетеный Тидида.
Громко взмолился тогда Диомед, воеватель могучий:
«Неодолимая дочь Эгиоха-Зевеса, внемли мне!
Если ты мне и отцу благосклонно когда помогала
В битве пылающей, будь и теперь благосклонна, Афина!
Дай мне убить, подведи под копье мое мужа, который,
Ранить успевши меня, горделиво теперь возглашает,
Что уж недолго придется мне видеть сияние солнца».
Так говорил он, молясь. И его услыхала Афина.
Сделала легкими члены, — и ноги, и руки над ними:
Стала вблизи и к нему обратилась с крылатою речью:
«Смело теперь, Диомед, выходи на сраженье с врагами!
В грудь я тебе заложила отцовскую храбрость, какою
Славный наездник Тидсй отличался, щита потрясатель.
Мрак у тебя я от глаз отвела, окружавший их прежде;
Нынче легко ты узнаешь и бога, и смертного мужа,
Если какой-нибудь бог пред тобой, искушая, предстанет,
Против бессмертного бога не смей выступать дерзновенно,
Кто бы он ни был. Но если Зевесова дочь Афродита
Ввяжется в битву, без страха рази ее острою медью!»
Так говоря, отошла совоокая дева Афина.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сын же Тидея Киприду преследовал гибельной медью:
Знал, что она не из мощных божеств, не такая богиня.
Что боевыми делами людей заправляет на войнах,
Не Энио, города разносящая в прах, не Афина,
Скоро богиню догнал, прорываясь сквозь толпы густые,
Сын многомощный Тидея и острую пику наставил,
И налетел, и ударил ей медью блестящею в руку
Слабую. Пеплос бессмертный, самими Харитами тканный,
Медная пика пронзила и около кисти рассекла Кожу.
Ручьем заструилась бессмертная кровь у богини, —
Влага, которая в жилах течет у богов всеблаженных:
Хлеба они не едят, не вкушают вина, потому-то
Крови и нет в них, и люди бессмертными их называют.
Вскрикнула громко богиня и бросила на землю сына.
На руки быстро его подхватил Аполлон дальновержец.
Облаком черным закрыв, чтоб какой-нибудь конник данайский
Медью груди у него не пронзил и души не исторгнул.
Громко могучеголосый Тидид закричал Афродите:
«Скройся, Зевесова дочь! Удались от войны и убийства!
Иль не довольно тебе, что бессильных ты жен обольщаешь?
Хочешь и в битвы вмешаться? Вперед, полагаю я, в ужас
Битва тебя приведет, лишь услышишь ее издалека!»
Так он сказал. Удалилась она, вне себя от страданья.
В болях ужасных Ирида ее увела из сраженья,
За руку взяв. Почернело от крови прекрасное тело.
Слева от битвы нашла она буйного бога Ареса.
Там он сидел, подведя лошадей и копье прислонивши
К темному облаку. Пала она на колени пред братом
И умоляла его одолжить ей коней златосбруйных:
«Дай мне твоих лошадей, помоги мне, о брат дорогой мой,
Чтобы могла я достигнуть Олимпа, жилища бессмертных.
Слишком я стражду от раны, мне смертным сейчас нанесенной.
Сыном Тидея, который и с Зевсом готов был сразиться».
Так говорила. И отдал Арес ей коней златосбруйных.
Милым печалуясь сердцем, она поднялась в колесницу;
С ней поднялася Ирида и, вожжи руками забравши,
Коней стегнула бичом. Полетели послушные кони.
Быстро достигли жилища богов на Олимпе высоком.
Там удержала коней ветроногая вестница Зевса,
Их отпрягла от ярма и амвросии бросила в пищу.
Пала Киприда, сойдя с колесницы, в колени Дионы,
Матери милой. В объятья Диона ее заключила,
Нежно ласкала рукой, называла и так говорила:
«Кто так неправо с тобой поступил из потомков Урана,
Дочь моя, словно бы зло ты какое открыто свершила?»
И отвечала улыбколюбивая ей Афродита:
«Ранил меня Диомед, предводитель надменный аргосцев, —
Ранил за то, что унесть я хотела из боя Энея,
Милого сына, который всех больше мне дорог на свете.
Нынче уже не троян и ахейцев свирепствует битва,
Нынче уже и с богами бессмертными бьются данайцы!»
Ей отвечала на это Диона, в богинях богиня:
«Милая дочь, потерпи и сдержись, как ни горестно сердцу!
Многим из нас, на Олимпе живущим, терпеть приходилось
От земнородных людей из-за распрей взаимных друг с другом.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Так говорила и влагу бессмертную вытерла с кисти.
Тяжкая боль унялась, и мгновенно рука исцелилась,
Вес это видели Гера богиня с Палладой-Афиной.
Речью насмешливой стали они подстрекать Эгиоха.
Первую речь начала совоокая дева Афина:
«Зевс, мой отец, не рассердишься ты на слова, что скажу я?
Верно, какую-нибудь из ахеянок снова Киприда
Переманила к троянцам, ужасно ей милыми ставшим.
Не оцарапала ль, эту ахеянку нежно лаская,
Слабую руку свою золотою булавкой богиня?»
Так говорила. Отец и богов, и людей улыбнулся
И, подозвав золотую к себе Афродиту, сказал ей:
«Дочь моя, дело совсем не твое заниматься войною.
Лучше устраивай браки, — приятное самое дело!
Этими ж всеми делами займутся Арес и Афина».
Так меж собою вели разговоры бессмертные боги.
Громкоголосый Тидид между тем порывался к Энею,
Зная, что сам Аполлон свою руку над ним простирает.
Он не страшился и бога великого. Рвался душою
Смерти Энея предать и доспех его славный похитить.
Трижды бросался Тидид, умертвить порываясь Энея.
Трижды в блистающий щит ударял Аполлон Диомеда.
Но лишь в четвертый он раз устремился, похожий на бога,
Голосом страшным ему загремел Аполлон дальновержец:
«В разум приди, отступи и не думай равняться с богами,
Сын Тидеев! Подобными ввек не окажутся племя
Вечных богов и племя людей, по земле ходящих».
Так он сказал. И назад подался Диомед ненамного,
Гнева желая избегнуть далеко разящего Феба.
Феб-Аполлон же Энея, из яростной вынесши схватки,
В храме прекрасном своем положил, в Пергаме священном.
Сыну Анхиза в великом святилище том возвратили
Мощь и пригожесть Лето с Артемидою стрелолюбивой.
Создал обманчивый призрак меж тем Аполлон сребролукий,
Схожий с Энеем самим, совершенно в таких же доспехах.
Около призрака сшиблись фаланги троян и ахейцев.
И разбивали друг другу ударами кожи воловьи
Круглых тяжелых щитов и легких щитов окрыленных.
Феб-Аполлон обратился к Аресу, свирепому богу:
«Слушай, Арес, о Арес людобоец, твердынь сокрушитель,
Кровью залитый! Не сгонишь ли с поля ты этого мужа,
Сына Тидея, который готов и с Зевесом сразиться?
Прежде богине Киприде он руку поранил у кисти,
После и против меня устремился, похожий на бога».
Так произнесши, воссел Аполлон на высотах Пергама.
Грозный Арес же фаланги троян возбудить устремился.
В ужас пришел, увидавши Ареса, Тидид многомощный
И, как беспомощный путник, идущий широкой равниной,
Вдруг цепенеет пред быстрой рекою, впадающей в море,
Видя шумящую пену, и робко назад убегает, —
Так же тогда Диомед отшатнулся и крикнул народу:
«Можно ль тому удивляться, друзья, что божественный Гектор
Так в копьеборстве искусен и так безбоязнен в сраженьях?
Вечно при нем кто-нибудь из богов и беду отражает.
Вот и теперь с ним Арес под обличием смертного мужа!
Оборотившись все время к троянцам лицом, отступайте
С поля сраженья и в битву вступать не дерзайте с врагами!»
Так он сказал. Но уж близко на них наседали троянцы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но не укрылось от глаз белолокотной Геры богини,
Как аргивян меднолатных в могучем бою они губят.
Быстро со словом крылатым она обратилась к Афине:
«Необоримая дочь Эгиоха-Кронида, беда нам!
Право, напрасно с тобой обнадежили мы Менелая,
Что разрушителем Трои высокой домой он вернется,
Раз позволяем свирепствовать так мужегубцу Аресу!
Дай-ка подумаем также и мы о сражении бурном!»
Так говорила, и с ней согласилася дева Афина.
Тотчас сама устремилась коней запрягать златосбруйных
Дочерь великого Крона, богиня старейшая Гера.
Геба ж с боков колесницы набросила гнутые круги
Медных колёс восьмиспичных, ходящих по оси железной.
Ободы их — золотые, нетленные, сверху которых
Плотные медные шины наложены, диво для взора!
Окаймлены серебром по обоим бокам их ступицы.
Кузов же сам на ремнях золотых и серебряных крепких
Прочно лежит, и дугою два поручня тянутся сверху.
Дышло же из серебра. К окончанью его привязала
Геба ярмо золотое, к ярму же — нагрудник прекрасный,
Весь золотой. Под ярмо подвела лошадей своих быстрых
Гера богиня, пылая желаньем вражды и убийства.
Дочь между тем Эгиоха-Кронида в чертоге отцовском
Мягкий свой пеплос сняла и струей его на пол спустила, —
Пестроузорный, который сготовлен был его самою.
Вместо него же надевши хитон молневержца Зевеса,
Для многослезного боя в доспехи она облеклася.
Плечи себе облачила эгидой, богатой кистями,
Страшною; ужас ее обтекает венком отовсюду,
Сила в ней, распря, напор, леденящая душу погоня,
В ней голова и Горгоны, чудовища, страшного видом,
Страшная, грозная, Зевса эгидодержавного чудо.
Шлем свой надела, имевший два гребня, четыре султана;
Образы ста градоборцев тот шлем золотой украшали,
В яркую став колесницу, тяжелой, огромной и крепкой
Вооружилася пикой, сражавшей фаланги героев,
Гнев на себя навлекавших богини могучеотцовной.
Гера проворно бичом погнала лошадей быстроногих.
Сами собой распахнулись у неба ворота, где Орам
Вверено стражу нести для охраны Олимпа и неба,
Вход открывать и опять загораживать облаком плотным.
В эти ворота богини коней своих быстрых погнали.
Вскоре нашли они Зевса. Один, вдалеке от бессмертных,
На высочайшей из многих вершин олимпийских сидел он.
Там удержала коней белорукая Гера богиня
И к высочайшему Зевсу-Крониону так обратилась:
«Не негодуешь ты, Зевс, на такие злодейства Ареса?
Скольких мужей — и каких! — погубил он в ахейском народе, —
Не по-хорошему, даром. Скорблю я, тогда как Киприда
И Аполлон сребролукий спокойно душой веселятся,
В бой подстрекнув дурака, над которым не властны законы.
Зевс, наш отец! На меня раздражишься ты, если Ареса
Я прогоню из сраженья, его исхлеставши позорно?»
Ей отвечая, сказал собирающий тучи Кронной:
«Лучше пошли на Ареса добычницу деву Афину:
Больше привыкла она повергать его в тяжкие скорби».
И не была непослушна ему белорукая Гера.
Коней хлестнула бичом. Не лениво они полетели,
Между землею паря и усеянным звездами небом.
Сколько проникнет в пространство воздушное взор человека,
В даль винно-черного моря глядящего с вышки дозорной.
Столько захватят прыжков громкоржущие кони бессмертных.
Прибыли вскоре они к Илиону, к струящимся рекам,
К месту, где струи сливают свои Симоент со Скамандром.
Там удержала коней белорукая Гера богиня,
Их отпрягла и туман вкруг коней разлила непроглядный;
На берегу Симоент им амвросию вырастил в пищу.
Двинулись обе, походкой подобные робким голубкам,
Жарким пылая желаньем прийти к аргивянам на помощь.
8Прибыли к месту они, где всех больше мужей наилучших
Было; стояли вкруг силы они Диомеда героя,
Коней смирителя, львам плотоядным подобные видом
Или же злым кабанам, обладающим силой немалой.
И закричала на них белорукая Гера, принявши
Образ могучего Стентора, медноголосого мужа;
Так он кричал, как зараз пятьдесят человек бы кричало:
«Стыдно, ахейцы! Вы трусы! Лишь с виду достойны вы чести!
Прежде, когда еще в битвы вступал Ахиллес благородный, —
Нет, никогда из Дарданских ворот не дерзали троянцы
Выступить: все трепетали его сокрушительной пики.
Нынче ж далеко от стен пред судами троянцы воюют!»
Так говоря, возбудила и силу, и мужество в каждом.
А совоокая дева Афина пошла к Диомеду.
Близ колесницы с конями стоял Диомед, охлаждая
Рану, которую горькой стрелой нанес ему Пандар.
Пот изнурял под широким ремнем, на котором держался
Щит закругленный; и пот изнурял, и рука уставала
Черную кровь вытирать, под ремнем выступавшую крепким.
Облокотясь о ярмо колесницы, сказала богиня:
«Сын у Тидея родился не очень с родителем схожий!
Ростом Тидей был совсем не высок, но боец несравненный.
Даже когда воевать иль стараться блистать меж мужами
Я запрещала ему, — как в то время, когда появился
В Фивах один он послом от ахеян средь многих кадмейцев...
Я пировать ему с ними велела спокойно в чертогах.
Но и тогда, как и раньше, был духом могуч он безмерно.
Юношей вызвав кадмейских, во всяких он их состязаньях
Очень легко победил. Сама я ему помогала.
Также и возле тебя я стою и тебя охраняю,
И побуждаю всем сердцем тебя с троянцами биться.
Но иль усталость от многих трудов тебе в члены проникла,
Иль бессердечная робость тобой овладела. Какой же
Ты после этого сын храбреца Инеида Тидея?»
Ей отвечая, сказал Диомед, воеватель могучий:
«Дочь Эгиоха-Кронида, тебя узнаю я, богиня!
Все я охотно тебе сообщу, ничего не скрывая.
Нет, не усталость, не робость меня бессердечная держит.
Но приказаний, какие давала ты мне, не забыл я.
Против блаженного бога сражаться ты мне запретила,
Кто бы он ни был; но если бы Зевсова дочь Афродита
В битву ввязалась, велела разить ее острою медью.
Вот почему я и сам отступаю теперь, и ахейцам
Всем остальным приказал собираться на этом вот месте.
Вижу Ареса: он сам управляет кровавою битвой».
Снова сказала ему совоокая дева Афина:
«Духу, Тидид, моему ты из всех наиболе приятен.
Больше не бойся теперь ни Ареса, ни бога другого, —
Вот я какою тебе помощницей буду сегодня.
Прямо направь на Ареса коней твоих однокопытных,
Бей изблизи, не страшись сумасшедшего этого бога, —
Зла, что себе приготовили люди души переметной!
Сам он недавно и мне обещал, и владычице Гере
Помощь давать аргивянам и против троянцев сражаться.
Нынче ж о тех он забыл и совместно с троянцами бьется!»
Так говоря, согнала с колесницы Сфенела на землю.
За руку взявши его; и тотчас с колесницы он спрыгнул.
Быстро сама поднялась в колесницу к Тидееву сыну,
Боем горящая. Тяжко дубовая ось застонала,
Разом ужасного бога поднявши и лучшего мужа.
В руки и вожжи, и бич захвативши, Паллада-Афина
Однокопытных тотчас же коней погнала на Ареса.
Труп Перифанта огромного он обнажал от доспехов, —
Лучшего меж этолийцев, Охезия сына. Его-то
Кровью залитый Арес обнажал. Чтоб ее он не видел,
Дочь Эгиоха-Кронида покрылася шлемом Аида.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
После того Диомед размахнулся могучеголосый
Медною пикой. Ее устремила Паллада-Афина
В низ живота, где Арес опоясан был повязью медной:
Пику туда он вонзил и, прекрасную плоть растерзавши,
Выдернул пику обратно. Арес заревел меднобронный
Так же, как если бы девять иль десять воскликнуло тысяч
Сильных мужей на войне, зачиная аресову распрю.
Дрогнули в ужасе все,— и дружины троян, и ахейцев;
Так заревел на все поле Арес, ненасытный войною.
Так же, как воздух под тучами нам представляется мрачным
Знойною летней порой, приходящей с удушливым ветром,
Взору Тидида таким же и медный Арес показался,
В небо широкое вверх поднимавшийся с тучами вместе.
Быстро взлетел на Олимп он высокий, жилище бессмертных,
Сел возле Зевса-Кронида с душой, огорченной безмерно,
Рану ему показал с вытекавшей бессмертною кровью
И обратил к нему слово крылатое, жалуясь горько:
«Не негодуешь, отец, на злодейства подобные глядя?
Вечно страшнейшие беды единственно друг из-за друга
Претерпеваем мы, боги бессмертные, людям на радость.
Все на тебя негодуем: безумную дочь породил ты.
Гибель несущую всем, лишь с одними злодействами в мыслях.
Прочие боги, какие ни есть на высоком Олимпе, —
Все мы послушны тебе и готовы во всем покоряться.
Только ее никогда не смиришь ты ни словом, ни делом,
Все позволяешь зловредной богине, рожденной тобою.
Нынче Тидеева сына она, наглеца Диомеда,
С ярою злобой напасть на бессмертных богов подстрекнула.
Прежде богине Киприде он руку поранил у кисти.
После и против меня устремился, похожий на бога.
Только проворные ноги спасли меня, иначе долго б
Там я простертый лежал между страшными грудами трупов
Или б живой изнемог под ударами гибельной меди!»
Грозно взглянув, отвечал собирающий тучи Кронион:
«Будет сидеть и скулить! Душа переметная, смолкни!
Всех ненавистней ты мне из богов, на Олимпе живущих!
Милы тебе только распри, кровавые войны и битвы.
Матери дух у тебя, — необузданный, буйно строптивый, —
Герм, которую сам я с трудом укрощаю словами.
Думаю, ты и теперь пострадал от ее же советов.
Дольше, однако, тебя я страдающим видеть не в силах.
Ты от меня происходишь, и мне тебя мать породила,
Если б, зловредный такой, от другого ты бога родился.
Был бы давно под землей ты, и глубже, чем все Ураниды!»
Тотчас его исцелить он Пэеону дал приказанье.
Боль утоляющим средством осыпавши рану, Пэеон
Скоро его исцелил, не для смертной рожденного жизни.
Если смокооничий сок нальешь в молоко и смешаешь,
Жидкое вмиг молоко от подобного сока свернется.
С той же Арес быстротою от раны своей исцелился.
Геба омыла его, облачила красивой одеждой.
И близ Кронида воссел он в сознании радостной славы.
Снова тогда возвратились в жилище великого Зевса
Гера аргивская вместе с Алалкоменидой Афиной,
Мужеубийства заставив прервать людобойца Ареса.

К предыдущей главе