§ 4. Гомер «Илиада»
(в переводе Н.И. Вересаева)

Песнь шестая. Встреча Гектора с Андромахой.

Главк, Гипполохом рожденный, и сын знаменитый Тидея
На середину меж тем выходили, желая сразиться.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко.
Первым ко Главку Тидид обратился могучеголосый:
«Кто ты, храбрец, из людей, на земле порожденных для смерти?
Прежде тебя не встречал я в боях, прославляющих мужа.
Нынче ж, как вижу, далеко ты смелостью всех превосходишь,
Если решаешься выждать мою длиннотенную пику.
Дети одних злополучных встречаются с силон моею!
Если ж ты кто-нибудь из богов, низошедший на землю, —
Я никогда не дерзнул бы с богами небесными биться!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Если же смертный ты муж и плодами питаешься пашни, —
Ближе иди, чтобы смерти предела достичь поскорее!»
Так Диомеду ответил блистательный сын Гипполоха:
«Высокодушный Тидид, для чего узнаешь ты о роде?
Сходны судьбой поколенья людей с поколеньями листьев:
Листья — одни по земле рассеваются ветром, другие
Зеленью снова леса одевают с пришедшей весною.
Так же и люди: одни нарождаются, гибнут другие.
Если ж и это ты хочешь узнать, то скажу я, чтоб ведом
Был тебе род наш; немало на свете людей его знает.
В Аргосе конебогатом далекий есть город Эфира.
В городе этом Сизиф находился, хитрейший из смертных.
Сыном Эола он был; а сам был родителем Главка.
Главк же на свет произвел непорочного Беллерофонта.
Боги ему красоту с привлекательным мужеством дали.
Пройт же в душе на него нехорошее дело задумал;
Властию был он сильнее его и заставил покинуть
Землю аргосцев: под скипетр Пройта он отдан был Зевсом.
С Беллерофонтом Антее божественной, Пройта супруге,
Тайно любовь завязать пожелалось, но к ней не склонила
Полного чувств благородных, разумного Беллерофонта.
И, клевеща на него, заявила царю она Пройту:
»Пройт! Или сам умирай, или Беллерофонта убей ты!
Дерзкий со мною пытался в любви сочетаться насильно».
Гневом великим вскипел повелитель, такое услышав.
Сам умертвить уклонился,— настолько стыда оказалось.
Но приказал ему ехать в Ликию и дал две дощечки.
Много погибельных знаков внутри начертав смертоносных.
Тестю он поручил их отдать, посланцу на погибель.
Тот под надежной защитой бессмертных в дорогу пустился.
Вскоре он прибыл в Ликию, к прекрасным течениям Ксапфа.
Принял радушно его повелитель Ликии пространной.
Девять он дней пировал с ним и девять быков он зарезал.
Но лишь десятая в небе взошла розовоперстая Эос,
Стал он расспрашивать гостя, и видеть ему пожелалось
Знаки, которые зять его Пройт посылает в дощечках.
А получивши от гостя злодейские зятевы знаки,
Прежде всего приказал он ему уничтожить Химеру
Необоримую: божьей породы была та Химера;
Спереди лев, дракон назади, коза в середине;
Страшную силу огня выдыхала Химера из пасти.
Следуя данным богами приметам, ее умертвил он.
В бой он вступил, во-вторых, с многославным солимским народом.
Битвы, как сам говорил он, ужасней, чем эта, не знал он.
В-третьих, в бою перебил амазонок он мужеподобных.
При возвращении царь ему новые козни подстроил:
Выбрав храбрейших мужей по Ликии пространной, в засаду
Их поместил. Но назад не вернулся из них ни единый.
Беллерофонт непорочный их всех перебил без остатка.
Царь, наконец, убедился в божественном роде пришельца,
И удержал у себя, и отдал ему дочь свою в жены,
И передал половину всей почести царской. Ликийцы
Самый отрезали лучший участок ему, с превосходным
Садом и тучною пашней, чтоб им он владел и питался.
Дети у той родились от разумного Беллерофонта, —
Трое: Исандр, Гипполох и прекрасная Лаодамия.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
От Гипполоха же я родился, — вот откуда я родом.
Он меня в Трою отправил и накрепко мне заповедал
Храбро сражаться всегда, превосходствовать в битве над всеми,
Рода отцов не бесчестить, которые доблестью ратной
Стали известны в Эфире и в царстве ликийском пространном.
Вот и порода, и кровь, каковыми хвалюсь пред тобою».
Так он сказал. Диомед могучеголосый в восторге
Медную пику поспешно воткнул в многоплодную землю
И обратился к владыке народов с приветственным словом:
«Ты же мне, значит, старинным приходишься дедовским гостем!
Некогда дед мой Иней безупречного Беллерофонта
Двадцать удерживал дней у себя, угощая в чертогах.
Оба друг другу они превосходные дали гостинцы.
Дед мой Иней подарил ему блещущий пурпуром пояс,
Беллерофонт преподнес золотой ему кубок двуручный.
В доме моем я тот кубок оставил, в поход отправляясь.
Что ж до Тидея, — его я не помню; ребенком покинул
Он меня в дни, как погибло под Фивами племя ахейцев.
Буду тебе я отныне средь Аргоса друг и хозяин,
Ты же — в Ликии мне будешь, когда побывать там придется.
С копьями ж нашими будем с тобой и в толпе расходиться;
Много тут есть для меня и троян, и союзников славных, —
Буду разить, кого бог наведет и кого я настигну.
Много тут есть для тебя и ахейцев, — рази, кого сможешь.
И обменяемся нашим оружьем. Пускай и все эти
Знают, что оба с тобою мы дедовской дружбой гордимся».
Так говорили они. Со своих колесниц соскочили,
За руки крепко взялись и клятвы друг другу давали.
Зевс тут, однако, Кронион у Главка рассудок похитил:
Он Диомеду Тидиду на медный доспех — золотой свой,
Стоящий сотню быков, обменял на ценящийся в девять.
Гектор меж тем подошел уж к Скейским воротам и к дубу.
Вкруг него жены троянцев бежали и дочери, жадно
Вести желая узнать о супругах, о детях, о братьях
И о родных остальных. Но всем им подряд отвечал он,
Чтобы молились богам: печаль уготована многим.
Вскоре приблизился Гектор к прекрасному дому Приама
С рядом отесанных гладко, высоких колонн. Находилось
В нем пятьдесят почивален из гладко отесанных камней,
Близко одна от другой расположенных; в этих покоях
Возле законных супруг сыновья почивали Приама.
Прямо насупротив их, на дворе, дочерей почивален
Было двенадцать из тесаных камней, под общею крышей.
Близко одна от другой расположенных; в этих покоях
Возле супруг своих скромных зятья почивали Приама.
Там нежнодарная мать ему вышла навстречу, с собою
Дочь Лаодику ведя, меж других наилучшую видом.
За руку взяв его, слово сказала и так говорила:
«Сын мой, зачем ты приходишь, покинув отважную битву?
Верно, троянцев теснят злоимянные дети ахейцев,
Битву ведя под стеной, — и сюда привело тебя сердце,
Руки желаешь воздеть из акрополя к Зевсу владыке?
Но подожди, я вина медосладкого вынесу чашу,
Чтоб возлиянье ты сделал Крониду и прочим бессмертным
Прежде всего; а потом и тебе было бы выпить не худо:
Силы немало вино прибавляет усталому мужу.
Ты ж истомился жестоко, сограждан своих защищая».
Матери так отвечал шлемоблещущий Гектор великий:
«Матушка чтимая, сладкого нить мне вина не давай ты.
Ты обессилишь меня, и забуду я крепость и храбрость,
Зевсу ж вино искрометное лить неумытой рукою
Я не дерзаю: нельзя загрязненному кровью и пылью
К туч собирателю Зевсу с молитвой своей обращаться.
Ты же немедленно к храму Афины добычелюбивой,
Жен благородных собравши, пойди с благовонным куреньем.
Пеплос, который почтешь средь хранящихся в царском чертоге
Самым большим и прекрасным, всех больше самой тебе милым,
Взяв, на колени его возложи пышнокудрой Афине,
В жертву двенадцать телят годовалых, работы не знавших,
Дай обещание ей принести, сели жалость проявит
К городу нашему, к женам троянским и к малым младенцам,
Если она Илион защитит от Тидеева сына,
Дикого, мощного силой бойца, рассевателя страха.
Так отправляйся же к храму Афины добычелюбивой,
Я же к Парису пойду, чтобы вызвать его на равнину,
Если захочет слова мои слушать. О, был бы он тут же
Пожран землей! Возрастил его Зевс на великое горе
Жителям Трои, Приаму отважному, всем его детям!
Если б его я увидел сошедшим в жилище Аида,
Думаю, милое сердце забыло б о наших несчастьях!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он подошел к своему для жизни удобному дому,
Но не нашел белолокотной там Андромахи в чертоге.
С сыном-младенцем она и с красиво одетой служанкой
В башне стояла, рыдая и горькой печалью терзаясь.
Гектор, внутри не увидев своей непорочной супруги,
Остановился, ступив на порог, и промолвил к рабыням:
«Эй вы, рабыни, сейчас же скажите мне полную правду:
Где Андромаха супруга, куда удалилась из дома?
Вышла ль к золовкам она, иль к невесткам красиво одетым,
Или ко храму Афины пошла, где другие троянки
Пышноволосые просят пощады у грозной богини?»
Гектору так отвечала проворная ключница дома:
«Если ты требуешь, Гектор, сказать тебе полную правду, —
Нет, не к золовкам она, не к невесткам красиво одетым,
И не ко храму Афины пошла, где другие троянки
Пышноволосые просят пощады у грозной богини.
К башне большой Илиона она поспешила, услышав,
Что отступают троянцы, что крепнет ахейская сила.
Бегом к стене городской устремилась она без оглядки,
Как потерявшая разум. При ней же и няня с ребенком».
Так отвечала. Обратно пошел торопливо из дома
Гектор вниз по красиво отстроенным улицам Трои.
Вскоре приблизился он, проходя через город обширный,
К Скейским воротам, чрез них собираясь сойти на равнину.
Там подбежала навстречу ему Андромаха супруга
В пышных одеждах, царя Гетиона отважного дочерь.
Тот Гетион обитал при подошвах лесистого Плака,
В Фиве плакийской, мужей киликийских властитель верховный.
Дочь-то его и была за Гектором меднодоспешным.
Встретила мужа она; с Андромахою шла и служанка
С мальчиком их у груди, беззаботным, совсем еще глупым,
Сыном единственным, милым, — прекрасным, как звездочка в небе.
Именовал его Гектор Скамандрием, все остальные —
Астианактом: лишь Гектор один был защитником Трои.
Молча отец улыбнулся, увидевши сына-младенца.
Близко к нему подошла, обливаясь слезами, супруга,
Стиснула руку, и слово сказала, и так говорила:
«О нехороший! Погубит тебя твоя храбрость! Ни сына
Ты не жалеешь младенца, ни матери бедной. И скоро
Буду вдовою я, скоро убьют тебя в битве ахейцы,
Сразу все вместе напавши! А если тебя потеряю,
Лучше мне в землю сойти. Никакой уж мне больше не будет
Радости в жизни, когда тебя гибель постигнет. Удел мой —
Горести. Нет ни отца у меня, нет ни матери нежной.
Нашего старца-отца умертвил Ахиллес быстроногий,
До основания город разрушив страны киликийской,
Высоковратную Фиву. Убил Ахиллес Гетиона,
Но обнажить не посмел — устрашился нечестия сердцем:
Вместе с оружьем, искусно сработанным, предал сожженью.
Холм погребальный насыпал. И вязами холм обсадили
Дочери Зевса эгидодержавного, горные нимфы.
Семь у меня было братьев родимых в отцовском чертоге;
Вес ниспустились в одни они день в преисподнюю разом,
Всех перебил многосветлый Пелид, Ахиллес быстроногий
Возле медлительноногих коров и овец белорупных.
Мать же мою, что царила под Плаком, покрытым лесами.
Пленницей в стан свой увел он совместно с другою добычей;
Снова, однако, свободу ей дал за бесчисленный выкуп.
В доме ж отца умертвила ее Артемида богиня.
Гектор, ты все мне теперь, — и отец, и почтенная матерь,
Ты и единственный брат мой, и ты же супруг мой прекрасный.
Сжалься над нами и в бой не иди, оставайся на башне,
Чтоб сиротою не сделать ребенка, вдовою — супругу.
Войско же наше поставь у смоковницы; легче всего там
К городу подступ, и легче всего там на стены взобраться.
Трижды в том месте пытались напасть храбрецы под начальством
Славного Идоменея, обоих Аяксов, а также
Двух знаменитых Атридов и мощного сына Тидея.
Верно, о том им сказал прорицатель какой-либо вещий
Или, быть может, и собственный дух побудил их на это».
Ей отвечая, сказал шлемоблещущий Гектор великий:
«Все и меня это сильно тревожит, жена; но ужасно
Я бы стыдился троянцев и длинноодеждных троянок,
Если б вдали оставался, как трус, уклоняясь от боя.
Да и мой дух не позволит: давно уже я научился
Доблестным быть неизменно и вместе с передними биться,
Славу большую отцу и себе самому добывая.
Знаю и сам хорошо, — и сердцем, и духом я знаю:
День придет, — и погибнет священная Троя. Погибнет
Вместе с нею Приам и народ копьеносца Приама.
Но сокрушает мне сердце не столько грядущее горе
Жителей Трон, Гекубы самой и владыки Приама,
Горе возлюбленных братьев, столь многих и храбрых, которых
На землю пыльную свергнут удары врагов разъяренных, —
Сколько твое! Уведет тебя меднодоспешный ахеец,
Льющую горькие слезы, и дней ты свободы лишишься.
Будешь, невольница, в Аргосе ткать для другой, или воду
Станешь носить из ключей Мессеиды или Гиппереи:
Необходимость заставит могучая, как ни печалься.
Льющею слезы тебя кто-нибудь там увидит и скажет:
«Гектора это жена, превышавшего доблестью в битвах
Всех конеборных троянцев, что бились вокруг Илиона».
Скажет он так и пробудит в душе твоей новую горесть.
Вспомнишь ты мужа, который тебя защитил бы от рабства.
Пусть же, однако, умру я и буду засыпан землею
Раньше, чем громкий услышу твой вопль и позор твой увижу!»
Молвил и сына обнять наклонился блистательный Гектор.
Мальчик испуганно вскрикнул и к няне красиво одетой
Быстро припал, устрашенный родителя милого видом,
Яркою медью смущенный и конскою гривой, что грозно
С гребня отцовского шлема над ним неожиданно свиста.
Дружно любезный отец и почтенная мать рассмеялись.
Гектор немедленно снял с головы яркоблещущий шлем свой
И положил его наземь. И, на руки милого сына
Взявши, его целовал, и качал на руках, и, поднявши,
Так говорил, умоляя Кронида и прочих бессмертных:
«Зевс и великие боги! О, сделайте так, чтобы этот
Сын мой, подобно отцу, выдавался меж прочих троянцев,
Так же был крепок бы силой и мощно б царил в Илноне,
Чтобы когда-нибудь, видя, как с боя идет он, сказали:
«Этот намного отца превзошел!» Чтоб с кровавым трофеем
Он приходил из сраженья и радовал матери сердце!»
Так он сказал и супруге возлюбленной передал в руки
Милого сына. К груди благовонной прижала ребенка
Мать, засмеявшись сквозь слезы. И сжалось у Гектора сердце.
Гладил ее он рукою, и слова говорил, и промолвил:
«Бедная! Сердце себе не круши неумеренной скорбью!
Кто меня сможет судьбе вопреки в преисподнюю свергнуть?
Ну а судьбы не избегнет, как думаю я, ни единый
Муж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родился.
Но возвращайся домой и займися своими делами, —
Пряжей, тканьем, наблюдай за служанками, чтобы прилежно
Дело свое исполняли. Война же — забота мужчины
Каждого, кто в Илионе родился, моя ж наиболе».
Речи окончивши, поднял с земли бронеблещущнй Гектор
Гривистый шлем. И пошла Андромаха домой, проливая
Слезы и часто назад на любимого взор обращая.
Вскоре достигла она для жизни удобного дома
Гектора мужеубийцы, внутри его много застала
Женщин — служительниц дома и к плачу всех их возбудила.
Заживо был ими Гектор в дому своем горько оплакан:
Не было в сердце надежды, что он из губительной битвы
Снова воротится, силы ахейцев и рук их избегнув.
Не задержался Парис богоеидный в высоких палатах.
Славный надевши доспех, испещренный блестящею медью,
Он поспешил через город, надеясь на быстрые ноги.
Как застоявшийся конь, подле яслей раскормленный в стойле,
С топотом по полю мчится, сорвавшися с привязи крепкой,
В водах привыкший купаться прекрасно струящейся речки.
Гордый собой. Высоко голова. По плечам его грива
Бьется косматая. Полон сознаньем своей красоты он.
Мчат его к пастбищам конским и стойбищам легкие ноги.
Так же рожденный Приамом Парис от Пергамского замка
Мчался, сияя, как солнце, доспехом своим превосходным,
Весело он усмехался. Несли его быстрые ноги.
Гектора-брата догнал он, едва только тот собирался
Двинуться с места того, где беседовал нежно с женою.
Первым тогда обратился к нему Александр боговидный:
«Что, дорогой мой, надолго тебя задержал я, не правда ль?
Очень я медлил? Явился не к сроку, какой ты назначил?»
Брату Парису в ответ сказал шлемоблещущий Гектор:
«Милый! Никто из мужей, если он справедлив, не захочет
Ратных деяний твоих опорочивать: воин ты храбрый;
Только легко остываешь и малого хочешь; печалюсь
Сердцем я в духе, когда на тебя поношения слышу
Граждан троянских, так много трудов за тебя положивших.
Но поспешим! А поладим потом, если Зевс промыслитель
Даст нам, во славу небесным богам, рожденным на вечность,
Чашу свободы поставить в обителях наших свободных
После изгнанья из Трои красивопоножных ахейцев».

К предыдущей главе